Г а л я. Не греши, миленький! Молись, родненький! Дай я на тебя гляну в последний разочек!
А н т о н и й. Три!
Галя обнимает Андрея, целует его.
А н д р е й (решительно). Если я тебе миленький да еще родненький, так ты решай сейчас: с богом идти или со мной!
А н т о н и й. Два!
Х а р и т о н (Андрею). Ну, ета самая, а ты будешь что жечь?
А н д р е й. А зачем жечь? Я со всевышним наличными рассчитаюсь.
Г а л я. Андрейка, мне страшно!
А н д р е й. Не дрожи, я сам боюсь!
Идет выразительный и четкий отсчет секунд. Все, кроме Андрея и Харитона, лежат на полу вниз лицом. Лучи угасают. Антоний поджигает бикфордов шнур.
А н т о н и й. Один!
В жертвеннике ярко вспыхивает магний, и все погружается в темноту. Наступает мертвая тишина. Андрей вначале тихо, а затем все сильнее и сильнее начинает смеяться, и смех его переходит в громкий издевательский хохот. Появляется свет. Сектанты один за другим удивленно поднимают головы, приходят в себя, осматриваются. Антоний подсчитывает «выручку».
Х а р и т о н (истерично). Среди нас дьявол! Хватайте его! Ловите! Держите!
Ловко хватает Андрея за руки и заламывает их за спину. Андрей сопротивляется.
Г а л я (бегает вокруг них и причитает). Мамочка! Теточки! Дядечка! Не надо! Отпустите!
Х а р и т о н. Помогите, ета самая!
Сектанты бросаются на помощь Харитону. Андрея валят на пол. Харитон садится ему на плечи.
А г а ф ь я. А-а-а! Попался, нечистик комсомолистый!
Х а р и т о н. Выгоним, ета самая, злого духа из грешного тела брата нашего некрещеного!
«Изгнание беса» чем-то напоминает массаж, когда по телу похлопывают ладонями. Только в данном случае он похож на избиение. Свои действия сектанты сопровождают выкриками: «Именем Иисуса! Именем Иисуса! Дьявол, выйди! Дьявол, выйди! Выйди! Выйди! Изыди, изыди!»
Галя вначале мечется вокруг единоверцев, а потом бежит за помощью к Антонию, бросается ему на шею, плачет.
Г а л я. Помогите! Они же убьют его! Помогите!
Антоний выходит к сектантам. Галя замечает деньги.
А н т о н и й (очень грозно). Что вы делаете, варвары? Прекратить сейчас же! И на колени! Все на колени!
Андрей тем временем выбегает из молитвенного дома. Галя бросается за Андреем, но мать перехватывает ее. Она плачет от обиды, стыда и жалости к себе и Андрею.
Я вышел, чтобы с большим сожалением и великой скорбью сообщить вам, что второе пришествие откладывается…
Х а р и т о н. Через нехристя этого, ета самая, переносится…
А н т о н и й. Мы еще разберемся, через кого переносится! Вы, брат Харитон, когда-нибудь видели большее нахальство?
Х а р и т о н. Видел! Ета самая! Нет, не видел!
А н т о н и й. Так видел или не видел?
Х а р и т о н (растерянно). Истинно!
А н т о н и й. Истинно то, что нет ничего тайного, что не стало бы явным, сказано в Евангелии от Марка. (Резко, осуждающе.) Вы невероятно развращены! Вы осквернили святой жертвенник! Вместо денег вы подсунули богу в жертву черт знает что! Вы жгли керенки, лотерейные билеты, листочки от календаря! И только кое-кто из вас положил на жертвенник настоящую мамону.
Х а р и т о н (хватается за голову). Ай-ай-ай-ай! Какой позор! Какое кощунство!
А г а ф ь я. Вот как оказывается! Вот как выходит!
А н т о н и й. Старыми облигациями хотели откупиться от грехов своих? Я теперь ничем не смогу помочь вам. Спасти вас может только настоящая человеческая жертва. Кто из вас готов взойти на Голгофу, кто готов умереть за веру Христову? Может быть, ты, сестра Агафья?
А г а ф ь я. А я настоящие рублики жгла! Харитон, скажи?
Х а р и т о н. Не обязательно, ета самая, с моей начинать!
А н т о н и й. Может, ты, брат Матвей?
М а т в е й. А почему я?
А н т о н и й. А может быть, ты, Прасковья?
П р а с к о в ь я (плачет). Дочушка у меня… Припутать-пристроить надо Галиночку, а там бы уже…
А н т о н и й (Марьяне и Ульяне). А вы, святые, ну?
М а р ь я н а. Пожалей, наставничек!
У л ь я н а. Пощади, ясновидец! Мы и на этом свете еще не жили!
А г а ф ь я (Тэкле). А может, ты, Тэклечка, вознеслась бы? Тебе-то уже все равно… Чем с алкоголиком жить. Не зря же я тебя во сне в белой рубашке видела. И сияние над головой…