Т э к л я. Чтоб ты так дорогу перед собой видела, как меня в белой рубашке видела! (Подносит фигу под нос Агафье.)
Агафья бросается на Тэклю с кулаками.
Х а р и т о н (хватает табуретку и бросает ее на пол). Прокляну!
Наступает мертвая тишина, все ждут, что скажет Антоний.
А н т о н и й (тихо, с сожалением). Вы утратили не только веру и разум, но и сердце. Вы сделались алыми и жестокими. Научитесь же от меня, ибо я кроток и смирен. И не надо волноваться, и не надо беспокоиться, кричать и бесноваться тоже не надо. Я сам, добровольно, взойду на Голгофу, как покорный раб божий, и изопью чашу страданий за спасение душ ваших.
Харитон падает на колени и ползет к Антонию. То же самое делают и остальные сектанты.
Х а р и т о н. Избавитель!
А н т о н и й. Да укрепится вера наша, что пошатнулась среди несчастных.
Г о л о с а. Агнец божий!
— Хранитель наш!
— Чудотворец!
— Святой человек! Ясновидец!
П р а с к о в ь я. Спаситель! Галиночка, целуй руку наставнику!
А н т о н и й. Аминь!
В с е. Аминь! Аминь! Аминь!
А н т о н и й (вытягивает вверх руки, шепчет, как сумасшедший, весь сотрясается). Вижу! Вижу! Вижу! Истинно говорю! Духа святого вижу! Сердце замирает! Глаза яснеют! Голгофа зовет меня! Голгофа зовет меня! Голгофа зовет меня! Голгофа зовет меня!
Г о л о с а. Удостоился!
— Сподобился!
— Принят господом!
— Сияние над головой!
Х а р и т о н. Сошел, ета самая, на брата дух святой! (Опускается на колени и встает опять, не дотрагиваясь руками до пола. Его движения чем-то напоминают фигуру из танца «твист».)
А н т о н и й. Тыр! Тар! Шанар! Рата! Тара! Майна! Вира! Лота! Кочумай! Афина! Астана! Крымты-прынты! Крынты-примты! Круталей! Растулай! Авара-я-а-а-а! Авара-я-а-а-а!
Г о л о с а. Заговорил!
— Заговорил!
— Сошла благодать!
— Сподобился благодати!
Х а р и т о н (истерично). Как наставничек, делайте! Как мы, говорите! Тыр! Тар! Шанар!
Все повторяют бессмысленные слова.
А н т о н и й (приближается к Гале и, продолжая подергиваться в ритме «твист», оттирает ее от сектантов). На тебе прославится имя божие! Се жених твой грядет в полунощи! Беги домой и не выходи из ковчега своего! В час полночный придет он и осчастливит тебя, и принесешь ты сына… О! Непорочная дева…
Галя убегает.
Радение-беснование продолжается.
Декорация первой картины. Только между клубом и молитвенным домом появляется крылечко и окно дома Савося. Д е д С а в о с ь сидит на ступеньках клуба и чистит ружье. Появляется Ш а т у н с газетой в руках.
Ш а т у н. Где Тихон?
С а в о с ь (зовет). Тихон! Ты здесь, Тихон?
Из клуба выходит Т и х о н. Он зол и неприветлив.
Ш а т у н (трясет газетой). Погляди, как нас лектор Разумников в районке расчихвостил! Вот врезал, так врезал!
Т и х о н. Читал. (Забирает у Шатуна газету.)
Ш а т у н (вынимает из кармана другую). Где, спрашивает, был коллектив и куда смотрела общественность?
С а в о с ь. А и в самом деле, не при нас будь сказано, куда же это она глядела? (Забирает у Шатуна газету и передает ее Тихону.)
Ш а т у н (вынимает из кармана третью газету). В зубы вам глядела, вот куда она глядела!
С а в о с ь. Слава богу, что не в бутылку с тобой вместе.
Ш а т у н. Все, дед, точка! Со вчерашнего дня завязал.
С а в о с ь. Слава богу, только надолго ли? (Кивает на газету.) Про что там?
Т и х о н. Вначале про Андрея, в середине про Тихона, а в конце о формах и методах.
С а в о с ь. Про меня ничего?
Т и х о н. О таких, как ты, не пишут.
С а в о с ь. Радуйся, что вам повезло.
Ш а т у н. Так умно, холера, пишет, что обалдеть можно. Чистый академик.
С а в о с ь. Это уже так: с малолетства уродится такой головач и до самой пенсии в разумниках ходит, советы дает.
Ш а т у н. Советы, конечно, разумные, только я на своей Тэкле, можно сказать, практически перепробовал и формы, и методы… И бил, и пил, и просил, а толку что? Теперь решил вот к чужим бабам податься. Может, испугается да бросит эту секту…