Н а д е й к а. Ну и пусть! Зато ощущаешь, что рядом с тобой настоящий кавалер, а не медуза… (Мечтательно.) Поеду в город, сделаю вот такое (показывает) декольте, на шею крестик повешу, синим карандашиком глазки подведу, платье до пят отпущу или юбочку подрежу до самой последней возможности (показывает, как коротко подрежет юбку).
Ю з и к (испуганно). Что ты делаешь? Опусти подол, еще увидит кто!
Ш а т у н. Держись, Юзя, правой стороны, и тебя никто никогда не обидит!
Юзик и Надейка испуганно убегают в разные стороны. Савось, Шатун и Тихон смеются. Появляется А н д р е й. От белой рубашки остались одни лохмотья.
А н д р е й (идет тихо, торжественно, перебирает струны гитары и издает какой-то странный звук). Гу-у-у! Гу-у-у!
С а в о с ь (испуганно). Божечка, не при нас будь сказано, праведный!
Ш а т у н. Вот это размалевали человека, растуды их в дивизию! Может быть, и из моей Тэкли такой шашлык сделали?
А н д р е й. Сестра Тэкля там…
Ш а т у н. Где — там?
А н д р е й (показывает на небо, машет руками, как крыльями). Все там…
С а в о с ь. А где наши?
А н д р е й. Не знаю, где ваши, а наши там!
С а в о с ь (трогает Андрея за лоб). Не при нас будь сказано, еще один готов. (Показывает, что Андрей не в своем уме.)
А н д р е й (играет и поет).
Ш а т у н. Такого парня загубили! (Савосю.) Вам за это не то что огороды… я не знаю, что бы я вам поотрезал!
С а в о с ь. А я не говорил? Скажи, Тихон, я тебя не предупреждал, что Харитон с Антоном нас всех без поры на небо загонят?
А н д р е й. Звоните, братья, куда следует, и чем быстрее, тем лучше.
С а в о с ь. Куда же ты, Андрейка?
А н д р е й. Улю-лю! Улю-лю! (Делает движения, напоминающие летящего ангела.)
С а в о с ь. Тихон! Телефонить надо, чего же ты стоишь столбом?
Т и х о н. Куда телефонить?
Ш а т у н. Сначала в ноль-три, а потом ноль-два.
Т и х о н. Если бы их (кивает на молитвенный дом) кто-нибудь поджег, я бы уже заодно позвонил и в ноль-один! (Отдает Шатуну ключ.) Бери ключи! Поехали!
С а в о с ь (на Шатуна). Пусть сперва хукнет, а потом за руль берется.
Ш а т у н. Был бы ты, дед, в моих годах, я бы тебе хукнул…
Тихон, Савось и Шатун уходят.
Ночь. Луна. В окне своего дома Г а л я. Она напевает грустный мотив. Появляется А н т о н и й с чемоданом, осматривается вокруг. Галя замечает его, захлопывает окно.
А н т о н и й (тихо стучит в ставню). Ку-ку! Ку-ку!
Г а л я (открыв окно). Я же вас просила попозже! Еще увидит кто!
А н т о н и й. Я сплю, а сердце мое с тобою! Открой, сестра моя! Открой, любимая, пусти брата твоего! Разреши мне исполнить завет божий, как исполнил его архангел Гавриил…
Г а л я. Тсс! Тихо вы! Тихо!
А н т о н и й. Я — могила! И только ночь будет нашим свидетелем. Пусти же меня, чудесная. Распрощаемся по-христиански, ибо от тебя путь мой на Голгофу!
Г а л я. Успеется вам на Голгофу. Я сейчас выйду, и только луна будет нашим свидетелем. (Исчезает.)
А н т о н и й (сам себе). И вошел он к ней, сказано в писании, и познал ея, и понесла она. Провалиться мне на этом месте, если Малые Замоськи не станут Назаретом!
Выходит Г а л я. Она идет, низко опустив голову, покрытую черным платком. Раздается соловьиная трель.
Какое доброе сердце у тебя, голубица моя ненаглядная. И сама ты чудесная, как фирца библейская, и любовная, как Иерусалим. (Дотрагивается до плеча Гали, но она отбрасывает его руку.) И грозная, как полки со знаменами! И голос твой полон чар небесных, как сама песня песней Соломоновых. Ибо сказал мудрый Соломон: «Зачаровала ты сердце мое одним взглядом очей своих». (Дает волю рукам.) «Шея твоя — как столб из слоновой кости, глаза твои — озера есевонские, и фигура твоя, как пальма, и груди твои, как виноград спелый». (Обнимает Галю, опускается на колени.) «И подумал я, — сказал Соломон, — влез бы на пальму, ухватился бы за ветви, и груди твои вместо винограда спелого…»