Лиясь, как из любви фиала
Вот здесь и женщина стояла
И гладких членов либидо
Вот этою мочалкой млела
Дай-ка и я потру, а то
Какой-то зуд пошел по телу
Содрогающий
Вот полюбовница ему
Воткнула в сердце ножик острый
И он упал отдельным монстром
Не обращаясь ни к кому
Не очень даже и страдая
Лишь где-то в дальнем уголке
С-под ногтя правой ли руки
Блестели глазки Бао Дая
Хитрющие
Вот и лето постоянно
Убегающее вдаль
Счастье здесь кусочек отстояло
Но зато уж навсегда
Словно ангелы обняли
Этот шарик небольшой
Пуховыми нежными крылами
А он все-таки ушел
Прекрасные родимые болезни
От подлого здоровья защищают
Чтоб не сожрало сразу нас до смерти:
Как ангелы порою навещают
И натирают черным горьким медом
Чтобы здоровью было неповадно
Нас слизывать могучим языком
Возле нашего подъезда
Всякой твари посреди
Вышел ангел полуместный
Посидеть — ну, посиди
Потому что всяко место
Всякой сущности пригодно
Нам судить их неспособно
Им судить нас — Бог прости
Их
Этот мир придумать мало
Его надо полюбить
А то вот таких вот брошенных
Сколько бродит их едрить
Здесь костями громыхая
Нас пугая по ночам
Уходи, проклятый призрак!
Там отъешься где-нибудь
Тогда и приходи
Ох и мудрый я как Гете
Даже страшно самому
Потому что мудрость эта
Страшна честному уму
Потому что начинаясь
Безобидно, так сказать
Истончается кончаясь
Где ничего не доказать
III. Законы литературы и искусства
Когда б мне девушкою быть
Кудрями нежными увитой
Я не хотел бы быть Лолитой
Наташею Ростовой быть
Хотел, хотя Лолита ведь
Прекрасный образ невозможно
Я понимаю как художник
Но для себя хотел бы быть
Наташей Ростовой
Вся-то местность затуманилась
Не видать кругом ни зги
А слезой око отуманилось:
Где ты, милый мой Мизгирь! –
Плачет бедная Снегурочка
А немец Зингер подошел:
Ты не плакай, бедна дурочка
Все есть очень хорошо
Слушай нас, немцев
Кто выйдет, скажет честно:
Я Пушкина убил! –
Нет, всякий за Дантеса
Всяк прячется: Я, мол
Был мал!
Или: Меня вообще не было!
Один я честно выхожу вперед и говорю: Я! я убил его во исполне-
ние предначертания и вящей его славы! а то никто ведь не выйдет
и не скажет честно: Я убил Пушкина! — всяк прячется за спину Дан-
теса — мол, я не убивал! я был мал тогда! или еще вообще не был! –
один я выхожу и говорю мужественно: Я! я убил его во исполнение
предначертаний и пущей славы его!
Памятник Пушкину сложивши
Пожитки своих медных дел
Сказал: Вот я в иной предел
Иду, вам честно отслуживши
Лелеять буду там один
Я душу — бедную малютку
Не глядя вверх, где в славе жуткой
Сидит мой прежний господин
А ныне — брат ощутимый
И самый мало мальский Гете
Попав в наш сумрачный предел
Не смог, когда б и захотел
Осмыслить свысока все это
Посредством бесполезных слов
Он выглядел бы как насмешник
Или как чей-нибудь приспешник
Да потому что нету слов
Привиделся сон мне вчера и назавтра:
Чудовище в виде Большого театра
С огромною Пушкинскою головой
На паре двух ножек и с бородой
Большими устами щипало траву
Я вовремя спрятал свою голову
Внимательно коль приглядеться сегодня
Увидишь, что Пушкин, который певец
Пожалуй, скорее что бог плодородья
И стад охранитель, и народа отец
Во всех деревнях, уголках бы ничтожных
Я бюсты везде бы поставил его
А вот бы стихи я его уничтожил –
Ведь образ они принижают его
Невтерпеж стало народу
Пушкин! Пушкин! Помоги!
За тобой в огонь и в воду
Ты нам только помоги
А из глыби как из выси
Голос Пушкина пропел:
Вы страдайте-веселитесь
Сам терпел и вам велю
Судьба художника хранила
От славы лет до тридцати
От неприличной той почти
Так, что почти похоронила
А там уж, после тридцати
И хоронить почти не надо
Почти потусторонним взглядом
Следит он ласковый почти
Как там другие впрок, не впрок
Едят почти его кусок
Вопрос о хорошем вкусе — вопрос весьма мучительный
Тем более, что народ у нас чрезвычайно впечатлительный
Как часто желание отстоять и повсеместно утвердить хороший вкус
доводит людей до ожесточения
Но если вспомнить, что культура
многовнутрисоставозависима, как экологическая среда, окружение
То стремление отстрелять дурной вкус как волка
Весьма опасная склонность, если мыслить культуру не на день-два, а надолго
В этом деле опаснее всего чистые и возвышенные порывы и чувства
Я уж не говорю о тенденции вообще отстреливать культуру и искусство
Я в Малый захожу театр
И нету в Малом мне отрады
Я выхожу тогда — а рядом
Такой же, но Большой театр
Кто их в соседстве поместил
А не раздвинул верст на двести
В одном бы поместил злодейства
В другом бы радость поместил
И каждый по себе театр
Там выбрал бы иль заслужил бы
Один бы шел в большой театр
Другой бы в малом тихо жил бы
Когда ты скажем знаменит –
Быть знаменитым некрасиво
Но ежели ты незнаменит
То знаменитым быть не только
Желательно, но и красиво
Ведь красота — не результат
Твоей возможной знаменитости
Но знаменитость результат
Есть красоты, а красота спасет!
А знаменитым быть, конечно, некрасиво
Когда уже ты знаменит
Лишь начну песню писать –
Песня грустная выходит
Братцы, что ж это выходит! –
Не дают песню писать
Ну-ка разойдитесь, гады
И помрите — добром прошу
Я за русскую за песню
Всех вас, гады, удушу
Он в красной рубашоночке приходит
Красивенький, молоденький такой
Она же говорит: Иди домой! –
Ей это дело, видно, не подходит
Он петельку на горлышко пристроит
И молвит: По ошибке, вишь, Господь
Не в те края пристроил мою плоть
Пойду назад, куда-нибудь пристроит
В другое место
Обходчик, обходчик, починщик колес
И смазчик суставов вагонных
Работай мучительно и непреклонно
А то мы уйдем под откос
Он черный в окно на меня поглядел
И глазом блеснул и безумно запел:
Откосы косы и откусы колес
Мышкуй и стигнайся! нишкни и акстись!
И полный атас
Милый мой
Эка деточка-Лолиточка
Да Наташечка Ростовочка
Эко всяко, эка попочка
А по сути — паразиточка
Потому как прозвучит
Глас последний расставаньица
Попочка-то здесь останется
А что туда-то полетит –