Я наконец вспомнила о делах, и весь последующий час мы бурно обсуждали преимущества и изъяны тех или иных лекарственных средств, перебирая в сарае пучки сушеных трав и срезая свежие на грядках. Осознав, что скоро мы вернемся в Ридж (и благодаря меткому замечанию мистера Бертрама о грядущем росте спроса на лекарства), я приобрела гораздо больше, чем собиралась, не только пополнив свои запасы (включая фунт сушеного китайского хвойника… что, черт возьми, мне делать с герцогом?!), но и прикупив хинина, девясила и даже лобелии, не считая обещанных Хантеру асафетиды и женьшеня.
В итоге оказалось, что в корзинку все не помещается, и мисс Бертрам предложила запаковать остатки и отправить вечером с одним из садовников, который живет в Филадельфии.
— Хотите напоследок посмотреть на наш новый ручей? — спросила она, мельком взглянув на небо. — Еще не все готово, правда… Однако то, что есть, выглядит здорово, и в это время дня там очень прохладно.
— О, спасибо, мне и правда… Подождите-ка! У вас там, случайно, нет свежего стрелолиста?
В список я его, конечно же, не включала, но вдруг все-таки повезет?..
— Есть! — воскликнула она. — Уйма!
Мы стояли в одной из самых больших сушилен, и день уже клонился к вечеру; сползающее к горизонту солнце полосило стены сарая блестящим золотом, высвечивая дождь из пыльных частичек от сохнущих цветов. Мисс Бертрам, не колеблясь, выхватила из горы инструментов на столе деревянную лопатку и короткий нож.
— Хотите сами срезать?
Я радостно засмеялась. Копаться голыми руками в сырой глине — большинство женщин (особенно в одетых в бледно-голубой муслин) пришли бы от такого предложения в ужас. Однако мы с мисс Бертрам говорили на одном языке. Я уже несколько месяцев не возилась в земле, и кончики пальцев покалывало от нетерпения.
Ручей и впрямь оказался на диво прекрасен: берега обрамляли ивы и белые березы, отбрасывающие густую тень на заросли настурции, азалии и сочно-зеленого кресса. Я почти воочию чувствовала, как выравнивается у меня артериальное давление, пока мы с Сисси, прогуливаясь, болтали о всяческих пустяках.
— Вы не будете против, если я спрошу о квакерах? Одного моего коллегу, тоже квакера, изгнали из собрания, и его сестру заодно, потому что он, будучи хирургом, вступил в ряды Континентальной армии. Вы говорили об отце… Мне вот стало интересно: а это вообще имеет значение? Жить вне общины?
— А! — Она неожиданно рассмеялась. — Думаю, это зависит от человека — что для него значит быть квакером. Возьмем моего отца, к примеру: его исключили за отказ признавать божественную сущность Иисуса Христа, однако он все равно ходил на собрания. Для него ничего не изменилось.
— О. — Звучит обнадеживающе. — А если… если дело касается женитьбы? Обязательно ли быть в какой-нибудь общине, чтобы заключить брак?
Она задумалась.
— Допустим, если женятся два квакера… то не нужен ни священник, ни какие-то сложные обряды. Брак у нас не является таинством. Но его, как вы наверняка знаете, обязательно надо заключать перед свидетелями — другими квакерами, — добавила она, озадаченно хмурясь. — А это будет непросто, если одного, или даже обоих, изгнали.
— До чего же интересно… спасибо!
Я задумалась, как это скажется на Дензиле и Доротее… и, если уж на то пошло, на Рэйчел и Йене.
— А могут ли квакеры заключать брак с… э-э-э… не квакером?
— Да, конечно. Хотя, думаю, в итоге община изгонит обоих, — с сомнением добавила Сисси. — Правда, в исключительных обстоятельствах возможно все. Думаю, решают в таких случаях старейшины.
Не хватало нам еще «исключительных обстоятельств». Впрочем, я все равно поблагодарила Сисси и продолжила разговор о растениях.
Она была права: стрелолиста и впрямь оказалась уйма! В ответ на мое изумление мисс Бертрам радостно улыбнулась и оставила меня в одиночестве, заверив напоследок, что я могу взять, если пожелаю, еще и лотос, и даже корневища тростникового аира.
— И свежий кресс, конечно же, — бросила она уже через плечо, махнув рукой на островки густой зелени. — Все, что пожелаете!
Она предусмотрительно захватила для меня мешковину, и я бережно, стараясь ничего не раздавить, расстелила ее на земле и встала коленями, подбирая, как могла, юбки. Над водой дул слабый ветерок, и я облегченно вздохнула, радуясь и неожиданной прохладе, и долгожданному уединению. Компания растений всегда меня успокаивала, и после суматохи последних дней (когда приходилось пусть не общаться, но, по крайней мере, терпеть присутствие других людей, которых все время надо убеждать, упрекать, направлять, запугивать, обманывать и гонять…) внезапная тишина, нарушаемая лишь шорохом листьев и журчанием реки, бальзамом проливалась на душу.