Я почти увидел, как воспарила над седовато-черной прической призрачная крыша, и по комнате разнеслось отчетливое «ку-ку, мой мальчик». Мне стало невероятно стыдно, захотелось куда угодно, во вчерашний кабак или даже в кабинет к Борису Борисовичу, лишь бы не видеть разгорающегося скандала.
Глуп тот, кто приидет на совет нечестивых! Грехи его беззаконно возопиют к небу! Волчец и тернии покроют поле его, и повянут пажити его, и саранча пожрет то, что взращивал он потом и кровью.
Пророкам израилевым было легче — в их времена литературных премий не было.
А если бы были?
Позвали бы в жюри первосвященника иудейского, каких-нибудь старейшин и книжников, и сели бы они рядить, кто круче жгёт глаголом — Амос, Малахия или Захария… Победителю приз — прилюдное сожжение, а до него — возможность проповедовать перед всем Вавилоном, повергать идолов, восхвалять бога истинного и грозить карами ужасными царям и государствам.
Пожег ты немного словом, а теперь пожгут тебя делом, так сказать… тьфу ты, уже сам заговорил как Щ.
Хотя и книжники со священниками тоже бы не стали смотреть на тексты, они бы вспомнили, кто правильный человек, кто нет, у кого предки до праотца Авраама, и у кого есть полезные связи при дворце и сундук с золотыми слитками… Эх, нет ничего нового под солнцем, и суета сует суете в суету всяческую суету вот уже много суетливых тысячелетий.
— А вы чего молчите, языки в задницу втянули?! — продолжала бесноваться Гулина. — Неужели вам не стыдно сидеть рядом с этим существом?!
Кашкин то бледнел, то краснел, губы его тряслись, рот то открывался, то закрывался. Журналисты облизывались, словно коты, унюхавшие кучу рыбьих голов, у Сергея Щ. был вид человека, на всех парах мчащегося на встречу с сердечным приступом.
— Вот ты, Лев! — Гулина ткнула в меня острым, будто заточенным пальцем. — Стыдись!
Если эта гарпия и эриния в одном флаконе узнает, что я просто общался с Борисом Борисовичем… Какая там премия «Горизонтальные новинки»? Она сожжет меня на костре, и для этого не побрезгует взять пару уроков у православных монархистов и католических инквизиторов!
— В-вы, в-вы — злая женщина! — обрел наконец голос Кашкин, после чего вскочил.
— Мы справедливые!! А ты — махровый реакционер и черносотенец! Антисемит! Проваливай к своим фантастам! Пишите там про доброго царя и прекрасного Сталина!
Ухерина вновь громогласно расхохоталась и закрыла лицо руками.
Алкогонов, уже никого не стесняясь, вытащил из кармана маленькую фляжку с коньяком и присосался к ней. Заметил мой умоляющий взгляд, но только головой покачал — мол, ты в президиуме, братец, так что терпи и утешайся водичкой обычной, а вовсе не огненной.
— Давайте успокоимся! — влез Щ. — Охладим наши пылающие ланиты, так сказать. Уберем мечи в ножны и соберем клочки по закоулочкам… Марина Исаковна, я правильно вас понял? Вы публично слагаете с себя обязанности председателя жюри? Прямо здесь и сейчас, когда новый сезон уже объявлен?
Лицо Гулиной исказилось, она замерла, покачиваясь вверх-вниз, точно воздушный шарик на ниточке.
Принципы штука хорошая, но вот так публично нахамить премии, куда тебя позвали… Лишиться места, которое не дает денег, но наделяет авторитетом и властью, позволяет считать себя кем-то, дает возможность решать чужие судьбы, определять, кого в грязи, а кого в литературные князьки… это не шутка.
Больше не позовут, и пойдет молва, что Гулиной доверять нельзя.
— Нет, — наконец сказала она.
— Но я ухожу! Снимаю свой текст!! — завопил Кашкин. — При таком отношении! Предвзятом! Пусть она извинится!
Я повторил жест Ухериной, закрыл лицо руками, разве что хохотать не стал.
Скандал вышел первостатейный, офигительный, и сегодня к вечеру в интернете появится добрая сотня постов от тех, кто слышал звон, и не более, и все равно будет в точности знать, что тут произошло… Тому, кто придумал соцсети, дьявол в аду обязан выдать отдельный котел из чистого золота, и персонального пыт-менеджера с вилами особого дизайна.
Глава 5
Но и с открытия премии я не поехал домой — вовремя вспомнил, что у меня важная встреча в «Книжной Москве» на Арбате. Притащился туда раньше времени, и от нечего делать поплелся в зал для презентаций.
— Ну эта, вдохновение, оно как понос, — вещал с небольшой сцены здоровенный бородач с красной мордой. — Прихватит, и ваще деваться некуда. Бежишь и, эта, пишешь словами. Разные уроды говорят, что я писать не умею. Так это неправда. Я умею. И буквы все знаю… Хотите, алфавит процитирую? На память!