И мы принялись искать подходящий шишконабиватель.
— Во, гляди, что нашел! — закричал Генка, вылезая из кустов. В руках у него был здоровенный ржавый молоток, похожий на кувалду.
— Ты что, спятил? — сказал я. — Тут сразу ноги протянешь. Я вот что думаю. Ботинком надо попробовать. Он и мягкий и в то же время твердый.
Генке моя мысль понравилась. Мы сняли по ботинку и внимательно их осмотрели. Каблук моего показался нам подходящим: острые края уже сносились и резина в самый раз, средней жесткости. Генка сел на ящик, стиснул зубы и зажмурился.
— Давай! — выдавил он.
Но легко сказать — давай. Попробуй-ка вот так, ни за что ни про что, треснуть своего товарища башмаком по лбу.
— Не могу, — сказал я. — Рука не поднимается.
— Трус, — сказал Генка.
— И ничего не трус. Хочешь, бей меня первого.
— Ну, ты представь, что это не я, а просто стенка.
— Как же я могу стенку представить, если твою голову вижу.
— Иди тогда и пиши контрольную. А я сам себе такую дулю навешу, что и правда сотрясение мозгов будет!
Напоминание о контрольной оживило меня. Я размахнулся и треснул Генку по лбу.
— Молодец! — крякнул он и схватился за ушибленное место. И тут я услышал за своей спиной голос:
— Ничего умнее вы, конечно, придумать не могли?
Я выронил башмак и обернулся. Позади меня стояла завуч.
— Что за дикие игры такие? — строго спросила она. — Инвалидами хотите друг друга сделать?
— Мы это вот… Опыт вот хотели произвести, — заикаясь, сказал Генка.
— Ага, опыт, — сказал я. — По физике.
— Ну вот что, физики, — сказала завуч, — сейчас марш на урок, а после занятий зайдите ко мне. С дневниками. Разберемся, что у вас за опыты.
И она ушла.
— Влипли, — сказал Генка. — И чего она сюда пришла? Все так хорошо шло.
Тут я взглянул на Генку и увидел у него на лбу шишку.
— Генка, а шишка-то выросла. Больша-ая.
Но он только махнул рукой.
— Кому она теперь нужна, эта шишка. Дай-ка лучше пятак приложить.
А в классе мы узнали, что контрольную перенесли на другой день.
Единица
— Несправедливо, — обиженно бубнил Генка, когда мы шли из школы. — Зачем же сразу единицу. Ну, поставил бы двойку. Чем плохая отметка? Нет, надо обязательно единицу!
И хотя я не понимал, какая, в общем-то, разница между двойкой и единицей, но я молчал. Сегодня, когда на последнем уроке дежурный роздал нам дневники, Генка и обнаружил в нем эту мерзкую цифру. А я, как назло, получил пятерку, и мне было как-то неловко.
— И ведь что обидно, — продолжал он кипятиться. — Изложение-то домашнее. Я ведь мог и бабушку попросить проверить. Или вон Славик, сосед — лауреат конкурса баянистов. Он бы мог все до последней помарочки поправить. Так нет, я сам все сделал, по-честному. Никого не просил. И вот тебе — кол. Эх, плакал теперь мой велосипед. Несправедливо!
Дело в том, что Генкины родители обещали купить ему складной велосипед, если он закончит месяц без троек. Все шло отлично, Генка старался изо всех сил и даже каким-то чудом получил пятерку по рисованию за композицию «Чайник и груша». И вот, когда месяц почти прошел, все летело насмарку.
— Я ее уничтожу, — вдруг угрюмо сказал Генка.
— Кого? — не понял я.
— Единицу. Сотру, и все тут. Бензином выведу. Или скипидаром.
— Ты что, Генка! Хуже будет.
— Хуже не будет. В журнале она все равно останется. А дневник что. Ерунда. Забудется, может, потом. Ты же знаешь, какой Николай Михайлович рассеянный. Главное, чтоб папа ее не увидел. У тебя бензин есть?
Честное слово, если б я сам не получил пятерку и если б не знал, как Генке хочется иметь складной велосипед, я бы ни за что не согласился. А так я сказал:
— Зачем же бензином. Грязь только разводить. У меня дома есть специальный пятновыводитель. «Минутка» называется. Отличная штука. Мне папа ею так брюки вычистил, что лучше любой химчистки.
— А чернила она возьмет?
— Конечно. Что угодно возьмет. Универсальное средство. У меня на правой штанине пятно с кулак было. А сейчас и следа не осталось.
— Так идем скорей к тебе, — нетерпеливо сказал Генка. Перед тем как начать действовать, мы изучили инструкцию.
— «Выжмите на пятно небольшое количество пасты и разотрите ее тонким слоем, — читал я. — Пасте дайте полностью высохнуть и оставшийся порошок очистите щеткой».
— Как просто, — сказал Генка и открыл дневник. Когда паста подсохла, я взял щетку и счистил порошок.
Генка впился глазами в дневник. Но проклятая единица и не думала исчезать. Правда, она слегка побледнела, стала тоньше, потеряв свой воинственный вид.