Закрыв дверь, Жаклин принялась чистить зубы. Она не сомневалась, что сумеет выбить правду из Джо, и не таких в бараний рог могла скрутить. Если бы только было больше времени! Все происходило так стремительно, что она не успевала уследить, а между тем страдала и ее собственная книга.
Дел выше крыши — и все такие захватывающие! Лицо, смотревшее на нее из зеркала, светилось от предвкушения. «Неплохо, — с удовлетворением подумала Жаклин, — учитывая, что спала я всего пять часов. Пожалуй, сделаю мою героиню чуть постарше — лет сорока пяти. Ведь читатели — а судя по конференции, многие из них средних лет — охотнее отождествят себя с героиней, которая ближе им по возрасту, чем с двадцатилетней свистушкой. Мудрейшая женщина племени, жрица богини... (Вот только какой богини? А, ладно, потом придумаю.) Желанная для всех мужчин, но священная».
"Ее быстрая и легкая фигурка, облаченная в оленью шкуру, едва прикрывавшую наготу, грациозно двигалась по тропинке к храму. Наблюдая из-за кустов, Лурх Охотник облизнул губы. Ради того чтобы обладать этой женщиной, он готов был навлечь на себя гнев Великой Богини..."
3
Прихлебывая кофе, Жаклин увлеченно строчила сразу в двух тетрадках. В первой жрица Уна разбиралась с Лурхом Охотником, вырвавшись из потных объятий сластолюбца и повергнув его ниц с помощью Священного Жезла прежде, чем злодей успел добраться до оленьей шкуры.
"Трепещущим пальцем она указала на задыхающегося, обессиленного негодяя, распростертого на тропе, и вскричала:
— Гнев Великой Богини да падет на тебя, осквернитель священной девственницы!"
Во второй тетрадке множились мысли по поводу расследования. Жаклин была благодарна Максу Холленстайну за то, что импресарио вырвал у тетушки Хэтти трубку, ибо сгорала от желания побывать на пресс-конференции. Но отказать хищнице Хэтти было делом принципа, и, если бы Макс не извинился и не взялся ее уговаривать, пришлось бы изобретать благовидный предлог. Однако ее согласие означало, что придется слегка пересмотреть планы. Жаклин в задумчивости уставилась на список дел.
Жаль, но кое-что не терпит отлагательства. С Джеймсом она встречается в двенадцать. Ресторан «Алгонкин» находится всего в трех кварталах от библиотеки и в четырех — от полицейского участка, Если она сначала отнесет блокнот, то придется сделать большой крюк. Но тут уж ничего не поделаешь. Брать с собой на пресс-конференцию блокнот Дюбретты — значит нарываться на неприятности. Тот, кто обшарил комнату, наверняка искал именно блокнот. А лейтенант О'Брайен не только подчеркнул важность блокнота, но и вдобавок практически обвинил ее в укрывательстве улики. Люди, которые слышали его слова, наверняка заявятся на пресс-конференцию, и нет никаких оснований полагать, будто интерес к блокноту внезапно пошел на убыль. Словом, блокнот придется отнести в полицию немедленно, тут и думать не о чем.
Ну... почти немедленно.
Дабы не подвергаться соблазнам магазинных витрин Пятой авеню, Жаклин дошла по Шестой авеню до Сорок второй улицы, а там свернула на Пятую авеню и поднялась по лестнице, охраняемой двумя каменными львами. Копировальные машины на третьем этаже все были заняты; пришлось ждать. Когда аппарат освободился, Жаклин старательно скопировала исписанные страницы блокнота Дюбретты и, запихав кипу бумаг в сумку, уступила место потерявшему терпение студенту-индусу в тюрбане и с бородой.
Сорок вторая улица — одна из самых оживленных магистралей Манхэттена, по которой транспорт движется в обоих направлениях. Даже закаленные жители Нью-Йорка опасаются перебегать Сорок вторую на красный свет, хотя без конца грешат этим на других улицах, с односторонним движением. Однако, стоя на тротуаре, они толкаются и подпрыгивают от нетерпения, лишь бы не пропустить ни одной секунды, когда поток транспорта остановится. Протиснувшись к мостовой, Жаклин изготовилась к броску. Уже около половины одиннадцатого, ей надо опустить в ящик конверт с блокнотом Дюбретты и успеть в отель «Харрисон» до одиннадцати.
Едва загорелся зеленый свет, толчок в спину швырнул ее вперед, да с такой силой, что она с размаху ударилась животом о бампер такси и, хватая ртом воздух, неуклюже повалилась на мостовую. По ней тут же прошлось не меньше дюжины ног.
Однако обитатели Нью-Йорка вовсе не такие бездушные роботы, какими их принято считать, Дюжина других ног проворно обошла Жаклин, а несколько рук протянулись, чтобы помочь ей встать.
— Не делайте этого! — завопил хор голосов. — Эй, дамочка, вы в порядке? У нее может быть сотрясение мозга или перелом ноги. Эй, дама, не двигайтесь, пока не убедитесь, что с вами все о'кей!
Сквозь пелену оцепенения Жаклин все же сообразила, что желательно поскорее убраться с проезжей части. Поддерживаемая двумя добрыми самаритянками, она доковыляла обратно к тротуару и, привалившись к фонарному столбу, решила оценить ущерб.
По большей части он был косметическим — грязь и огромное жирное пятно посреди бледно-зеленого платья, ободранные коленки и безвозвратно потерянные колготки.
Одна из самаритянок, толстая негритянка, попыталась отряхнуть ее платье.
— Деточка, вы как? Может, лучше присядете?
— Моя сумка, — выдавила Жаклин. — Такая большая, белая, с ремнем...
Машины снова неслись по улице как угорелые, и между колесами не виднелось никакой сумки. Да Жаклин и не надеялась ее увидеть.
Вторая женщина покачала головой:
— Ей-богу, что за нечестивцы! Едва не убили бедняжку, лишь бы сграбастать ее сумочку! Если хотите, я...
— Нет-нет, спасибо, я вам очень благодарна за помощь. — Жаклин выдавила улыбку и, как только зажегся зеленый свет, пулей устремилась через дорогу.
В сквере, окружавшем библиотеку, злодею укрыться было негде. Вероятнее всего, когда она упала, вор подхватил ее сумку и, перейдя Сорок вторую, смешался с толпой пешеходов. На противоположной стороне улицы выстроились в ряд офисные здания и магазины. Если она поторопится...
Сумку Жаклин нашла у третьего по счету подъезда. Как она и предполагала, вор поспешил от нее освободиться — слишком большая, бросается в глаза, а значит, опасна. Жаклин обрадовалась и одновременно удивилась тому, что нашла сумку прежде, чем она попалась на глаза более корыстному воришке. Из сумки не пропало ничего, кроме блокнота и пачки копий.
Жаклин опасливо оглянулась через плечо. Очевидно, вор шел за ней по пятам от самого отеля. Иначе как бы узнал, что свернутые в трубочку листки — копии страниц из блокнота?
Лихорадочно размышляя, она снова нервно огляделась по сторонам и, прихрамывая, побрела к себе в отель. Не будучи склонной к угрызениям совести, Жаклин, однако, не слишком гордилась своим поведением. Мало того что лишилась важной улики, так еще предстояло объясниться с О'Брайеном. Если бы Сью не увидела проклятый блокнот и (скорее всего) не разнесла эту новость всему миру — не без помощи Джо, — Жаклин смогла бы просто отрицать, что вообще держала его в руках. А что, если — мелькнула малодушная мысль — купить другой блокнот, нацарапать там какую-нибудь ерунду и выдать его за тот, что видела Сью?
Может, она бы и поддалась этому постыдному порыву, но судьба не дала ей шанса принять решение. К тому времени, когда она добралась до отеля, ободранные коленки нещадно саднили, а выражение лица услужливо подскочившего швейцара поведало Жаклин, что выглядит она еще хуже, чем себя чувствует. Кое-как она доковыляла до лифта и почему-то не удивилась, заметив знакомый силуэт.
Сегодня на О'Брайене был светло-серый костюм, а галстук, носки и полоска на носовом платке в нагрудном кармане — темно-зеленого цвета. При виде Жаклин его маска невозмутимости на мгновение дала трещину.