Дверь в Четвёртую оказалась передо мной как-то сама по себе. В последнее время я туда практически не заглядывал, времени было не так-то много. Не видел ни Шакала, ни Сфинкса, ни даже Курильщика. И каково было моё удивление, когда я приоткрыл дверь, а передо мной в короткой майке и красных трусах прошла Рыжая. С общей кровати на меня немного удивлённо, словно не ожидая здесь встретить, смотрела Русалка.
Я кивнул им в знак приветствия слегка неуверенно, почему-то стыдясь того, что сюда заглянул, словно подсмотрел за чем-то сокровенным и мне теперь недоступным. Вернее, за тем, чего Дом лишил меня насильно. Найти глазами Курильщика оказалось не трудно, а он, заметив мой взгляд, тут же всё понял без каких-либо слов и выехал ко мне в коридор.
— Прогуляемся?
Он неуверенно кивнул, теребя в пальцах какой-то дневник, но я не придавал этому значение. В конце концов, не моё дело, что он там пишет. Курильщик ничуть не изменился, разве что взгляд его стал чуть менее потерянный и более уставший. Стоит признаться, я по нему скучал. Но вслух я этого, конечно, не говорю, лишь передаю ему свой костыль, цепляясь за ручки коляски. Какое-то время по коридору мы передвигаемся молча.
Нельзя сказать, что перемены, произошедшие с Курильщиком, меня тревожат. Это не так. Но пока меня не было, с ним определённо что-то произошло, и это изменило его настолько, что выбивает меня из колеи. Может, он наконец-то стал замечать.? Находиться рядом с ним теперь как-то неуютно, словно его взгляд стал более цепким, внимательным, тяжёлым, замечающим немного больше, чем прежде. Хотя, я больше чем уверен, что Курильщик всё ещё не видит полной картины, утешая себя какими-нибудь глупостями.
— Слушай, а как ты относишься к девушкам? — я замираю, но всего на мгновение, уже через секунду возобновляя движение и стараясь вернуться к привычному темпу, хотя с моей перебитой ногой и больной спиной это не так-то и просто. Кажется, Курильщик моей заминки не замечает, голос его звучит тихо, как-то неуверенно и даже испуганно, а я стараюсь подавить рвущийся наружу смешок.
— Зависит от того, что ты имеешь ввиду, — мне не видно, но я практически чувствую, как в нём закипает неловкость. Меня это забавляет, — моя сестра — девчонка.
Он тихо вздыхает, даже не стараясь скрыть это от меня. Я прекрасно вижу, что его что-то… тревожит, что ли? Но должного внимания на это не обращаю, продолжая выхрамывать по коридору в сторону Коффейника. Стены всё ещё внимательно за мной наблюдали, посмеиваясь своим многоцветием.
Курильщик молчит, и его молчание, — тяжёлое, затянувшееся, — начинает давить на меня. Становится как-то мерзко и неприятно, появляется резкое желание как можно скорее разбить эту тишину, как в детстве я разбил мамину вазу, вот только я осознаю, что разбивать-то её нечем. Единственное, что мне остаётся — поддерживать уже начавшийся разговор и стараться не выводить Курильщика из равновесия, не смущать его своими комментариями. Потому что мой юмор он явно не понимал.
— Я слышал, в девичьем корпусе значительно поредело, — наконец усмехаюсь, чтобы Курильщик понял, что ему не обязательно произносить свой вопрос вслух. Не заметить того, с какой неприязнью он смотрел на Рыжую, мог только незрячий. Нетрудно было догадаться, как сильно она ему не нравилась. Вижу, как Курильщик кивает в нерешительности, но больше ничего не говорит. Единственное, что мне остаётся, чтобы не оглохнуть от давящей на уши тишины, продолжить разговор:
— Не переживай, это продлится не долго. Скоро выпуск, а там дальше…
Вот только теперь неожиданно замолкаю я. «А там дальше» что? Изнанка? До этого момента я даже как-то не рассматривал других вариантов развития событий, потому что на Той стороне чувствовал себя даже лучше, чем в Доме, не считая лёгких головных болей. То место и было моим домом. А теперь, после того как Мираж, никаким образом к Дому не привязанная, тоже оказалась Там, в мою душу начали закрадываться сомнения. Могло ли случиться так, что Изнанка откажется меня принять?
Курильщик молчал, покорно ждал, пока я закончу начатое предложение, но резко пришедшее осознание накрыло меня с головой и даже немного сбило с толку, совершенно выбивая из колеи. Я больше не собирался ничего ему говорить. Ему потребовалось несколько мучительно долгих секунд, чтобы это понять, но в конце концов он это сделал. Между нами снова повисла тишина.
Я прекрасно понимал, насколько нечестно поступаю по отношению к Курильщику, но ничего с собой поделать не мог. Наверное, стоило что-то ему сказать, как-то отвлечь, перескочить на другую тему, а я вместо этого лишь молча толкал его коляску. Впервые в жизни коридор от Четвёртой до Коффейника казался мне настолько длинным.
— Я слышал о том, что случилось с твоей сестрой, — неожиданно говорит Курильщик. Я напрягаюсь. В Изнанку он не верил, и на одно мгновение мне даже стало интересно, что именно он мог слышать о Мираж. И от кого, — с ней всё хорошо?
— Да, всё отлично, — бессовестно вру. Ничего такого я не слышал, знал лишь, что она лежит в Могильнике. Как бы Стервятник не брыкался, её всё равно не оставили в спальне. И всё, больше ничего.
На самом деле, от одной только мысли о том, что она сейчас Там, а я здесь, меня начинает тошнить. Не думаю, что это зависть или ревность. В конце концов, с Изнанкой я связан намного сильнее, чем Мираж, а её прыжок, я уверен, не больше, чем случайность или незначительная ошибка. Хотя, внутри всё равно что-то неприятно скребёт, заставляя раз за разом мысленно возвращаться к этому недоразумению. Но виду я стараюсь не подавать, и облегчённо вздыхаю, когда замечаю распахнутую дверь переполненного людьми Коффейника.
Народу там действительно много, и приходится приложить определённые усилия, чтобы протолкнуться к свободному столику. Он ютится в самом углу и кажется таким маленьким, что за ним едва могут уместиться хромой калека и колясник. Кругом снуют неугомонные Бандерлоги и Крысы, перекрикиваясь и переругиваясь между собой, что, впрочем, является привычной для них манерой общения. Кто-то задевает меня локтем, и если бы сейчас я опирался на костыль, а не на коляску Курильщика, то точно повалился бы на пол.
В целом, когда мы наконец уместились за этим несчастным столом, я понял, что нас практически не видно. Возможно, Кролик нас даже и не заметит, и я останусь без кофе. Вставать и подходить к стойке самому мне совершенно не хотелось, к тому же, я не был уверен в том, что какой-нибудь Лог не укатит Курильщика, впоследствии выкинув в окно, пока меня не будет рядом. Какое-то время мы молчали.
— Куда ты собираешься после Выпуска? — он интересуется тихо, осторожно, словно уже успел задать этот вопрос кому-то другому и сильно за это получил.
— Не твоё дело, — огрызаюсь. Почему-то от его вопроса, такого простого и безобидного, к моей ноющей в висках головной боли примешиваются воспоминания о прошлом выпуске. Всё становится таким ярким и чётким, словно я снова стою посреди залитого чужой кровью коридора, в то время как Макс (или это был всё-таки Рекс.?) тянет меня за рукав, призывая уйти. Та ночь осталась на каждом из нас несмываемым алым пятном, добавляя новых травм к щедрому букету уже имеющихся. О том дне не принято говорить.
Курильщик смотрит на меня огромными, потерянными глазищами. От одного взгляда на него мне становится даже как-то стыдно за то, что я так резко ему ответил. В конце концов, откуда ему знать о прошлом Выпуске и о правилах, которые мы приняли, об уроках, которые мы извлекли? Он такого обращения не заслужил.
Мы замолкаем, и это молчание получается долгим и тяжёлым, каждый полностью погружается в свои мысли. Я думаю о том, что прошлой ночью видел Стервятника.
Одиноко стоящего посреди самого ближнего к Третьей туалета Стервятника, которого била мелкая дрожь. Стервятника, который, кажется, плакал и отчаянно кусал губы, тщетно стараясь придушить рвущийся наружу вой. Стервятника, в итоге кое как сползшего на холодный пол битой плитки и шептавшего имя брата. Эту картину я видел уже множество раз, но никогда не нарушал его одиночества и не пытался предложить свою помощь. В конце концов, в этом месте каждый несёт свой крест.