Свист медленно успокаивается, начинает дышать размереннее, и утирает остатки слёз с лица. Он наконец-то видит: и Мираж, и Стервятника, и неловко пристроившегося на краю перекрёсточного дивана до смерти перепуганного Валета. Он видит их всех, точно так же, как до этого мог видеть Лизу, чувствует ладони Мираж на своих плечах и практически тошнотворный запах настойки, которую в него влил Птичий Папа. От одной только мимолётной мысли о том, что Изнанки ему больше не видать, к горлу снова подкатывает тошнота.
Ничего не говоря, он скидывает с себя руки сестры, довольно ловко поднимаясь на ноги, подхватывает свой костыль, и направляется прочь к любому, первому попавшемуся выходу. Было много вещей, о которых ему нужно было подумать, выкурив пару-тройку сигарет, может быть, даже в молчаливой компании того же Курильщика. Даже с одной здоровой ногой он передвигался пугающе быстро.
Мираж как-то растерянно смотрит ему вслед, точно таким же взглядом осматривая коридор после того, как Свист растворяется в ближайшей тени. Она всё ещё сидит на полу, у одного из самых тёмных углов, где всего пару секунд назад корчился её младший брат, и старательно прячет свой взгляд от Валета. В груди скребётся неприятное чувство опустошенности и ненужности, словно одним своим незамысловатым уходом брат окончательно решил направление пути каждого из них. И они, эти пути, разительно отличались друг от друга. Сейчас она как никогда остро ощущает, как много времени они потратили на пустые препирания.
========== Эпилог ==========
Три судьбы. Три истории. Один Серый Дом.
Сказки другой стороны. Аспид.
Верхушки деревьев шелестят на ветру, роняя целый ворох листьев, которые усыпают каждый сантиметр поляны, превращая её в цветастый ковёр. Над лесом только начинает брезжить рассвет, окрашивая небо всеми оттенками розового и оранжевого, а где-то в глубине леса щебечут птицы и пищат мыши. Если бы подобные виды случались здесь не так часто, то можно было и залюбоваться.
Невероятно красивая змея пробирается сквозь траву и начинающие разлагаться листья, управляя своим огромным телом настолько легко, словно оно ничего не весит. Солнце играет бликами на её коже, горделиво демонстрируя каждую чешуйку, пока она медленно выползает к болоту. Тёмному и вязкому, наверняка когда-то оно было озером.
— Ты припозднилась, — змея настороженно поворачивает голову в сторону голоса, готовая предупредительно зашипеть. В раскидистых корнях массивного дерева сидел юноша. Он смотрел на опасное существо в упор, ничуть не страшась, его зелёные глаза на бледном, почти призрачном остром лице были хитро сощурены, а в длинных чёрных волосах запуталась листва и маленькие ветки, — Не думал, что придётся ждать тебя так долго, раньше ты была более пунктуальна.
Он похлопал по месту рядом с собой и довольно усмехнулся, когда змея двинулась в его сторону. Казалось, его ничуть не пугала близость с таким опасным массивным существом. Он словно не боялся ничего, поскольку был тут вожаком, неоспоримым Хозяином всего, что тут находилось.
— А разве время здесь имеет значение? — уже через мгновение возле него опускается девушка. От змеиного облика не осталось и следа: светлые волосы пусть и всклокочены, но всё ещё невероятно красивы, голубые, практически синие глаза изучают собеседника внимательно, а губы кривятся в каком-то хитром подобии улыбки.
— Ты права, ничуть, — юноша безразлично передёргивает плечами в ответ на её вопрос, — но неправильно заставлять меня ждать.
Какое-то время они сидят, соприкасаясь плечами, и ничего не говорят. Зелёные оборотничьи глаза смотрят на девушку внимательно, а ей очень непривычно видеть их обладателя… ну, зрячим. Она изучает лицо напротив внимательно, вглядывается так, словно видит впервые. Удивительно, как одна только деталь способна изменить знакомые черты практически до неузнаваемости.
— Я лишь хотела спросить…
— Так спрашивай.
Девушка делает глубокий вдох, словно это поможет ей собраться с мыслями и подобрать правильные слова. Разговаривать с Ним всегда было сложно, убедить в чём-то или доказать свою правоту — ещё сложнее, практически невозможно. Тем не менее, она была у Него в долгу за то, что Тот позволил ей оказаться здесь.
Ей здесь нравилось. Ей здесь было хорошо. Здесь не было тошно от чужих прикосновений, не было Голосов, жужжащих в черепной коробке, разного цвета глаз, до боли в суставах напоминающих отца. В этом месте царили тишина и спокойствие, тут она могла быть кем угодно и делать что угодно, если это не противоречило Его правилам.
— Ты сильно похудела, — словно игнорируя её предыдущую реплику и зарождающийся разговор, замечает юноша, на что она только безразлично передёргивает плечами и качает головой. Действительно, она практически превратилась в живое подобие скелета, хотя её саму это ничуть не смущало. Ей, в общем-то, плевать, как она сейчас выглядит, человеческая на ней шкура или змеиная, похожа она на скелет или нет. Главное, что тут от привычных головных болей не осталось и следа, а остальное уже было не важно.
— Я могу узнать о них? — наконец выпаливает она на одном дыхании, словно Он не старался всячески сменить тему разговора, давая понять, что говорить об этом нет никакой необходимости. Словно она не знала ответа заранее.
Он смотрит на неё с толикой разочарования, будто ожидал большего — более здравых мыслей, более масштабных идей, да любого другого «более», только не того, что он в итоге получил. В конце концов, её нахождение здесь — большое исключение, роскошь, которую Он допустил только из-за того, что когда-то совершил ошибку, и она должна быть ему благодарна.
Парень тяжело вздыхает и приобретает такой вид, словно собирается прочитать нотацию несмышлёному ребёнку. Её это уже практически не раздражает, она привыкла и делает вид, что всё происходит именно так, как нужно.
— Люди часто влюбляются не в тех. Или думают, что влюблены. Это нормально.
От его спокойного тона её прошибает крупная дрожь. Впервые, находясь Здесь, она не чувствует себя комфортно, впервые ей хочется накричать на Него, снова, как и в былые времена, полезть в драку. Потому что слова, которые она сейчас слышит — неправильные, и эта мысль в одно мгновение вытесняет из головы все остальные, начиная давить на черепную коробку изнутри.
Хочется встряхнуть его, дать хорошую затрещину, чтобы он понял, какую чушь несёт.
— Здесь мы теперь Боги, — он передёрнул плечами, словно этот факт был самым очевидным на свете, пусть и звучал, как самое позорное оправдание, — а любовь всему божественному противоестественна, ты ведь и сама прекрасно это понимаешь.
— Неужели ты никогда не влюблялся? — почти обречённо спрашивает она. Он задумывается. Надолго. Чёрные волосы заслоняют его лицо, не позволяя увидеть ни одной эмоции или хотя бы заглянуть ему в глаза, хотя она даже не пытается этого делать, понимая, насколько это бесполезно.
— И что же ты собираешься о них узнать? — от равнодушия в чужом голосе хочется кричать и плакать, как в старые времена, но теперь для неё это непозволительная роскошь. Она никогда не плачет. В один момент ей и правда захотелось вынуть из груди своё сердце и перекроить его, чтобы больше ничего не чувствовать. Поэтому теперь девушка лишь сжимает зубы сильнее и старается говорить вежливо и учтиво:
— Мне достаточно знать, что у них всё хорошо. Что они оба счастливы.
— А счастлива ли ты сама?
У неё не получается подавить вырвавшегося смешка. Да какая Ему вообще разница?
Солнце за их спинами поднимается всё выше, и небо медленно превращается из ярко-розового в нежно-оранжевое. Светлые волосы девушки подсвечиваются своеобразным ореолом, и она становится похожа на нимфу или одну из тех прекрасных женских фигур с картин эпохи ренессанса. Это завораживает настолько, что невозможно отвести глаз.
— Это не имеет значения, — она прилагает максимум усилий, чтобы отвечать спокойно и тихо. Зелёные глаза смотрят внимательно, хватают каждый её жест, — в моей голове теперь только мои собственные мысли, и это главное. Здесь тихо, хорошо.