Глава четырнадцатая. Враги приходят снизу
1812 год
Завидев казаков возле Императорского штаба и решив, что битва проиграна, капитан Бюсси позорно дезертировал. Такова была официальная версия произошедшего. Жена трусливого капитана, не то чтобы прекрасная, но, по мнению других дам, весьма милая Беатрис, рыдала дни и ночи напролет. Конечно, теперь она навсегда была покрыта позором. Следовало бы отправить ее во Францию, с глаз долой, но после победы в Бородинской битве армия спешно заняла Москву. На запад потянулись десятки обозов с награбленным добром, и до бедняжки Беатрис просто никому не было дела. Впрочем, добрый и таинственный мсье Колиньи нашел для жены капитана Бюсси занятие при офицерском госпитале, расположенном в Кремле. Там она и выполняла обязанности медицинской сестры.
Конечно же, на самом деле Колиньи пристроил туда Беатрис-Мари, чтобы удобнее было за ней следить. Он не был уверен, что она знала о покушении на Императора. Однако имел все основания полагать, что муж может попытаться наладить с женой какие-нибудь связи. Одного не знал мудрый Колиньи: природного таланта Мари становиться незаметной и проникать за любые двери. Игра была опасной, но по природе своей склонная к риску Мари только забавлялась. Куда больше ее беспокоила судьба Антона, но он пока не подавал никаких вестей.
Находясь в Кремле, Мари могла попасть куда угодно — не считая, конечно, особо охраняемых покоев Императора. Почти каждую ночь она проводила в увлекательных путешествиях, пытаясь найти путь к Наполеону. Кремль, как и всякая большая средневековая крепость, изобиловал тайными переходами, подземными ходами и потайными комнатами. Вот только все это никак ей не помогало. Единственное, что узнала Мари — Наполеон не живет на самом деле в кремлевском дворце, как думали все. Но где именно, оставалось для нее секретом. Впрочем, круг поиска постепенно сужался.
Все еще оставаясь молодой женщиной, а по характеру и вовсе девчонкой, она мечтала украсть Льва сама. Украсть, потом отыскать мужа, наврать ему с три короба, и как-нибудь подсунуть фигурку Антону. Например, спрятать в тарелке спагетти. Чтобы он намотал на вилку прочный кожаный ремешок или цепочку — Мари не знала, как именно Император бережет предмет — а потом увидел Льва и понял, что игра сделана. Эта воображаемая сценка так ее потешала, что Мари порой, пробираясь по коридорам, хихикала вслух, пугая часовых. Гвардейцы крестились, несмотря на свой революционный дух, и рассказывали друг другу о привидениях жертв Ивана Грозного, злобно хохочущих и гремящих цепями. Мысль о том, что Антон мог погибнуть от шашки сердитого казака, которому в этот день не нужны были пленные, или по тысяче других причин, Мари просто не допускала.
Все происходящее вне стен Кремля благодаря стараниям Колиньи было полностью ей неизвестно. Она, конечно же, видела из окон башен огромный пожар, и подслушивала уйму всяких разговоров. Но вот о большой охоте за тремя беглецами и хранимым ими предметом даже не подозревала. И уж совсем не могла знать Мари, что Гаевский вместе с друзьями находится рядом...
...Они благополучно добрались до задних дверей храма Василия Блаженного, он же, по официальному наименованию, Собор Покрова Пресвятой Богородицы. Преступникам, на которых вели охоту все ищейки, пришлось пройти прямо под кремлевскими стенами, но удача сопутствовала им в тот вечер. На тихий стук никто, конечно же, не вышел — это было слишком опасно в те дни. Однако через некоторое время их окликнули из-за двери.
— Кого принесло на ночь глядя: Божьего человека, или лиходея французского?
— Нам бы отца Григория, — попросил Остужев. — А люди мы хорошие, тихонько тут подождем, сколько надо.
На самом деле все трое уже не держались на ногах, и если бы что-то случилось с отцом Григорием, то просто не знали, куда идти. Но отец Григорий, ворча, скоро подошел и тут же услышал пароль:
— Что надо спрятать, спрячь сперва от солнца.
— От Никанора, что ли? — ключ заскрипел в тяжелом замке и дверь приоткрылась. Однако сунувшийся было в нее Гаевский уткнулся лбом в дуло старого мушкета. — Я что, неясно спросил?