Наполеон. Афоризмы
Мысли и максимы узника Святой Елены
Когда народ продажен, беспомощен любой закон, кроме тирании.
Как всякого властителя, свершившего вы дающиеся деяния, меня нередко переоценивали; но сам я всегда сознавал свою истинную цену.
Европейские монархи построили свои армии по образцу моей. Это вполне естественно; но главное ведь — знать, как ими управлять.
Я очень мало забочусь о мнении парижан: они как те трутни, что беспрестанно жужжат, а смыслят в серьезных вещах не более чем мартышка в метафизике.
Я не буду писать до тех пор, пока лондонским клеркам не наскучит читать мои письма.
С тех пор как я взял бразды правления в свои руки, мой главный советчик всегда находился в моей голове; и я был прав: ошибался я, лишь прислушавшись к своим советникам.
Говорят, я оскорбил прусскую королеву, — ничего подобного. Я сказал ей: «Женщина, возвращайся к швейной иголке, сиди дома с семьей». Она обиделась, — но я не виноват. Я даровал свободу ее дорогому Хатцфельду, который, не будь ее, был бы расстрелян.
Надо признать, что судьба, играя с человеком, прелюбопытно устраивает дела в мире.
Людовик XIV зимой выиграл Франш-Конте, но в ноябре он не дал бы сражения под Москвой.
Так союзники всерьез опасаются меня? Не советую им посягать на мое величие, это может им здорово повредить.
В Потсдаме я нашел великолепную шпагу Фридриха и ленту, которой он перевязывал свои указы; и эти трофеи я ценю много больше, чем все миллионы, выплаченные мне Пруссией.
Ваши подчиненные никогда по-настоящему не поддержат вас, если только не будут уверены, что вы непреклонны.
Я знаю анекдоты о европейских дворах, которые могут потешить современный мир, но мне чужда сатира.
Когда боль и дела покидают меня, я перечитываю Макиавелли, и теперь еще больше убежден, что он не смыслит ничего.
Мой план высадки в Англии был грандиозен; я взялся построить порты и корабли. Брюи показал себя достойным помощником в этом предприятии; он взрастил пламенный ум в слабом теле.
Европейские журналы довольно несправедливо сравнивают террор 1793 и 1815 годов: не вижу ни малейшего сходства между ними: в одном все грандиозно, ужасающе и величественно, в другом же все подло, низко и мелочно. В 1793-м головы поправших закон довольно часто падали одновременно с головами их жертв; в 1815-м трусы и негодяи безрассудно проливали кровь побежденных и пили кровь преимущественно ради удовольствия ее пить. Режим 1793-го поглотил его собственных детей; режим 1815-го оставил их в живых. Никаких положительных последствий этого я не замечаю.
Нерешительность действует на принцев так же, как паралич — на движения ягнят.
Если бы «Илиада» Гомера была написана современником, она бы никому не понравилась.
У моих солдат нет вины предо мной; это я виновен пред ними.
Те, кто ищет счастья в роскоши и беспутстве, подобны людям, предпочитающим великолепие горящей свечи солнечному свету.
Я сделал достаточно для потомков: я завещал свою славу сыну, а памятники — Европе.
Вульгарное тянется к великим; и не ради их самих, а ради их могущества, а те достигают своего из тщеславия или потому, что хотят этого.
Аббат де Прадт писал проповеди, планы военных кампаний и исторические сочинения; у него превосходный вкус на романсы, и он забавный архиепископ.
У муниципального управления есть преимущества. Его недостаток в том, что оно не монархическое. Подданные слишком далеки от власти; это знание очень пригодилось бы древним галлам. Цезарю, завоевавшему их, такое управление пришлось по душе.
Справедливый человек — образ Бога на земле.