Стало быть, ему нужно было превзойти все великие славы.
Он уже сделал больше, чем Ганнибал, и сделает впредь не меньше, чем Александр Македонский и Цезарь; на Пирамидах, где начертаны два этих великих имени, недостает его имени.
Двенадцатого апреля 1798 года Бонапарт назначается главнокомандующим Восточной армией.
Как видим, ему уже достаточно лишь потребовать, чтобы получить.
Прибыв в Тулон, он докажет, что ему достаточно лишь приказать, чтобы добиться повиновения.
За день до его прибытия в этот город там был расстрелян восьмидесятилетний старик.
Шестнадцатого мая 1798 года он пишет следующее письмо в чрезвычайный трибунал 9-го военного округа, учрежденный в силу закона от 19 фрюктидора:
С великой скорбью, граждане, я узнал, что старики в возрасте от семидесяти до восьмидесяти лет, а также несчастные женщины, беременные или с грудными детьми на руках, были расстреляны как обвиненные в эмиграции.
Неужели солдаты свободы сделаются палачами?
Неужели жалость, которую они выказывали даже в пылу сражений, умрет в их сердцах?
Закон 19 фрюктидора явился мерой общественного спасения. Его цель состояла в том, чтобы покарать заговорщиков, а не несчастных женщин и дряхлых стариков.
Поэтому я призываю вас, граждане, всякий раз, когда закон представит на ваш суд стариков старше шестидесяти лет или женщин, заявлять, что даже в пылу сражений вы щадили стариков и жен ваших врагов.
Воин, который подписывает смертный приговор человеку, неспособному носить оружие, это трус.
Данное письмо спасло жизнь одному несчастному, включенному в этот разряд подсудимых.
Три дня спустя Бонапарт садится на корабль.
Таким образом, его последним прости Франции явилось подлинное королевское деяние — осуществление права помилования.
Мальта была куплена заранее, так что Бонапарт мимоходом заставил ее капитулировать и 1 июля 1798 года ступил на землю Египта близ форта Марабу, неподалеку от Александрии.
Узнав эту новость, Мурад-бей, которого настигли, словно льва в его логове, призвал к себе своих мамлюков, пустил вниз по течению Нила целую флотилию, состоявшую из джерм, барок и канонерских лодок, и отправил сопровождать ее вдоль берега реки отряд в двенадцать-пятнадцать сотен конников, с которым Дезе, командовавший нашим авангардом, встретился 14 июля у деревни Минья-Саламе.
Впервые со времен крестовых походов Восток и Запад сошлись лицом к лицу.
Столкновение было страшным: войско Мурада, сверкавшее золотом, быстрое как ветер, губительное как пламя, атаковало наши каре, рубя ружейные стволы своими дамасскими саблями; затем, когда из этих каре, словно из вулкана, начал извергаться огонь, мамлюки развернулись цепью, напоминавшей ленту из золота и шелка, и понеслись галопом, осматривая эти железные стены, из каждого фланга которых на них обрушивался смертоносный град; видя, что им не удастся пробить в них ни единой бреши, они в конце концов отступили, точно огромная стая испуганных птиц, оставив вокруг наших батальонов еще шевелящиеся завалы из покалеченных людей и лошадей; оказавшись в отдалении, мамлюки перестроились, чтобы предпринять новую попытку, которая стала столь же тщетной и гибельной, как и первая.
В середине дня они собрались снова, но, вместо того чтобы идти на противника, двинулись в сторону пустыни и исчезли на горизонте в облаках песка.
О поражении при Шубрахите Мурад узнал в Гизе.
В тот же день гонцы были разосланы в Саид, в Файюм и в пустыню.
Отовсюду на борьбу с общим врагом созывали беев, шейхов и мамлюков, и каждый был обязан взять с собой лошадь и оружие.
Три дня спустя Мурад собрал вокруг себя шесть тысяч всадников.
Все это войско, примчавшееся на боевой клич своего вождя, встало беспорядочным лагерем на берегу Нила, в виду Каира и Пирамид, между деревней Эмбабе, на которую опирался его правый фланг, и Гизой, любимой резиденцией Мурада, у которой расположился его левый фланг.