Что же касается Мурада, то он приказал установить свой шатер возле гигантской смоковницы, тень которой покрывала пятьдесят всадников.
Именно в этой позиции, наведя некоторый порядок в рядах своего войска, он ждал французскую армию, поднимавшуюся вверх по течению Нила.
На рассвете 23 июля Дезе, по-прежнему шедший в авангарде, заметил отряд из пятисот мамлюков, которые были посланы на разведку и тотчас отступили, оставаясь при этом в поле зрения французов.
В четыре часа утра Мурад услышал громкие крики: это вся французская армия приветствовала Пирамиды.
В шесть часов утра обе армии уже стояли друг против друга.
Представьте себе поле битвы, то самое, какое Камбис, другой завоеватель, пришедший сюда с другого конца света, избрал для того, чтобы сокрушить египтян.
С тех пор прошло две тысячи четыреста лет, но Нил и Пирамиды по-прежнему находились там; однако от гранитного Сфинкса, которому персы изуродовали лицо, осталась только его гигантская голова, выступавшая из песка; колосс, о котором говорит Геродот, лежал поверженный; исчез Мемфис, возник Каир.
Все эти отчетливые воспоминания, всплывшие в памяти французских генералов, витали над головами солдат, словно те неведомые птицы, что некогда летали над полями сражений и предвещали победу.
Местность представляла собой обширную песчаную равнину, словно созданную для кавалерийских маневров; посередине ее находилось селение Бекир, а границей ее служил небольшой ручей неподалеку от Гизы.
Мурад и вся его кавалерия стояли спиной к Нилу, имея у себя в тылу Каир.
Видя характер местности и расположение противника, Бонапарт понял, что возможно не только одержать победу над мамлюками, но и уничтожить их.
Он развернул свою армию полукругом, перестроив каждую дивизию огромным каре, в центре которого была поставлена артиллерия.
Дезе, привыкший всегда идти впереди, командовал первым каре, расположившимся между Эмбабе и Гизой; дальше стояла дивизия Ренье, за ней — дивизия Клебера, оставшаяся без своего командира, раненного в Александрии, и находившаяся под командованием Дюгюа; затем — дивизия Мену под командованием Виаля; и, наконец, ближе всего к Эмбабе, образуя крайний левый фланг и располагаясь возле самого Нила, находилась дивизия генерала Бона.
Всем этим каре предстояло совместно двинуться к Эмбабе, а деревне, лошадям, мамлюкам и укреплениям — оказаться сброшенными в Нил.
Однако Мурад был не из тех, кто выжидает за песчаными барханами.
Стоило каре занять исходные позиции, как мамлюки выскочили из-за укреплений и толпами, не разбирая дороги и не раздумывая, ринулись на ближайшие к ним каре: это были дивизии Дезе и Ренье.
Приблизившись к ним на ружейный выстрел, нападавшие разделились на две колонны: первая, пренебрегая опасностью, устремилась к левому флангу дивизии Ренье, вторая — к правому флангу дивизии Дезе.
Французские солдаты подпустили их на десять шагов, а затем дали по ним залп: лошади и всадники были остановлены стеной огня.
Два первых ряда мамлюков попадали, как если бы под ними затряслась земля; остатки колонны, вовлеченные в стремительный бег и остановленные стеной железа и пламени, не имевшие возможности повернуть назад и не желавшие этого делать, двинулись, не понимая, что происходит, вдоль фронта каре Ренье, но выстрелы в упор отбросили их к дивизии Дезе, которая, оказавшись зажатой двумя этими бурлящими потоками людей и лошадей, встретила их штыками своего первого ряда, в то время как два других ряда вели по ним огонь, а фланги, разомкнувшись, пропускали ядра, которым не терпелось принять участие в этом кровавом празднестве.
Но вот настала минута, когда обе дивизии оказались полностью окружены и были пущены в ход все средства, чтобы разбить эти неколебимые смертоносные каре.
Мамлюков, атаковавших с десяти шагов, встречал двойной огонь — из ружей и пушек; и тогда, развернув своих лошадей, испуганных видом штыков, они заставляли их приближаться к каре пятясь, поднимали их на дыбы, падая вместе с ними, а затем, очутившись на земле, ползли на коленях или по-пластунски, как змеи, к нашим солдатам, стремясь перерезать им подколенные жилы.
Эта чудовищная схватка продолжалась три четверти часа.
При виде такой манеры вести бой наши солдаты решили, что они имеют дело не с людьми, а с призраками, привидениями, демонами.
Наконец, все закончилось: не было больше ни ожесточенных мамлюков, ни криков людей, ни ржания лошадей, ни огня и дыма; между двумя дивизиями осталось лишь залитое кровью поле битвы, ощетинившееся оружием и знаменами, усеянное мертвыми и умирающими, стонущее и шевелящееся, как не до конца стихшая зыбь на море.