В это время все каре двинулись вперед, чеканя шаг, словно на параде, и сжимая Эмбабе железным кольцом.
Внезапно, в свой черед, исторгла пламя артиллерия бея; тридцать семь пушек накрыли равнину перекрестным огнем.
На Ниле встряхнуло флотилию, испытавшую отдачу своих бомбард, и Мурад во главе трех тысяч всадников ринулся на противника, чтобы понять, можно ли, наконец, вцепиться зубами в эти адские каре.
Однако колонна, которая пошла в атаку первой и у которой было время перестроиться, узнала его и, со своей стороны, двинулась навстречу своим главным и смертельным врагам.
Должно быть, орлу, парившему над полем битвы, было удивительно наблюдать, как шесть тысяч лучших на свете всадников, сидя верхом на конях, копыта которых не оставляют следов на песке, кружили, словно свора гончих псов, вокруг этих неподвижных и брызжущих огнем каре, сжимая их в тиски, обвивая их кольцами, пытаясь их задушить, раз уж не удавалось разорвать их строй, а затем рассыпались по равнине, снова соединялись, вновь рассыпались, заходя с другой стороны, словно волны, бьющие о берег моря, затем выстраивались в одну линию и, напоминая гигантскую змею, головой которой был мелькавший иногда отряд под началом неутомимого Мурада, нависали над каре.
Внезапно в батареях бея, находившихся в укреплениях, сменились боевые расчеты: мамлюки услышали, что доносящийся до них пушечный грохот звучит теперь сильнее, и, увидели, что их настигают собственные ядра; их флотилию охватил огонь, и она взлетела на воздух.
Пока Мурад и его всадники стачивали свои львиные клыки и когти о наши каре, три атакующие колонны завладели укреплениями, и Мармон, командовавший боевыми действиями на равнине, громил теперь с высот Эмбабе озлобленных против нас мамлюков.
В эту минуту Бонапарт приказал осуществить последний маневр, и все было кончено: каре разомкнулись, развернулись, соединились и слились воедино, словно звенья одной цепи.
Мурад и его мамлюки оказались зажаты между своими собственными укреплениями и боевыми порядками французской армии.
Мурад понял, что битва проиграна.
Он собрал всех уцелевших мамлюков и сквозь двойной огонь, пустив галопом своих быстроногих коней, смело ринулся в просвет, остававшийся между дивизией Дезе и Нилом, промчался по нему, словно смерч, под огнем наших солдат, ворвался в Гизу, в одно мгновение пересек ее и устремился в сторону Верхнего Египта, уводя с собой две или три сотни всадников — все, что осталось у него от былого могущества.
Мурад оставил на поле битвы три тысячи воинов, сорок артиллерийских орудий, сорок навьюченных верблюдов, свои шатры, своих лошадей и своих невольников.
Вся эта равнина, заваленная золотом, кашемиром и шелком, была отдана на разграбление солдатам-победителям, которым досталась несметная добыча, ибо все эти мамлюки были облачены в лучшие свои доспехи и носили при себе все, чем они владели по части драгоценностей, золота и серебра.
Бонапарт заночевал в этот вечер в Гизе, а на другой день вступил в Каир через ворота Победы.
Оказавшись в Каире, Бонапарт тотчас задумывается не только о колонизации страны, которой он только что завладел, но и о том, чтобы захватить Индию, перейдя через Евфрат.
Он составляет для Директории записку, в которой требует прислать ему подкрепление, оружие, военное снаряжение, хирургов, фармацевтов, врачей, литейщиков, винокуров, комедиантов, садовников, нескольких продавцов кукол для народа и сотню француженок.
Он посылает к Типпо-Саибу курьера, чтобы предложить ему союз против англичан.
Затем, успокоенный надеждой на ту и другую помощь, он пускается в погоню за Ибрагимом, самым влиятельным из беев после Мурада, опрокидывает его возле Салихие, и, в то самое время, когда все поздравляют его с этой победой, гонец доставляет ему известие о полном уничтожении его флота.
Нельсон разгромил Брюе; французский флот погиб, как при кораблекрушении; нет больше сообщения с Францией, нет надежды на завоевание Индии.
Придется либо остаться в Египте, либо покинуть его столь же великим, как античные завоеватели.
Бонапарт возвращается в Каир, празднует годовщину рождения Магомета и годовщину основания Республики.
В разгар этих празднеств восстает Каир, но, в то время как Бонапарт пушками громит город с высот Мокаттама, Бог приходит на помощь французам и приносит грозу; на четвертый день все утихает.