Затем, вздохнув, он продолжает:
— В случае неудачи штурма, который я намереваюсь предпринять, я тотчас уйду: время торопит. Я вернусь в Каир не раньше середины июня. Ветры в это время станут благоприятными для того, чтобы с севера двигаться в Египет. Константинополь отправит войска в Александрию и Розетту, так что мне надо быть там. Что же касается войска, которое двинется позднее сухим путем, то в этом году мне опасаться его нечего. Я разрушу все до края пустыни и сделаю невозможным переход любой армии еще года на два. Она не выживет среди развалин.
Именно это последнее решение он вынужден принять. Армия отступает к Яффе.
Там Бонапарт посещает чумной госпиталь; позднее это станет сюжетом лучшей картины художника Гро.
Все, кого можно было перевозить, отправлены морем в Дамьетту и сухим путем в Газу и Эль-Ариш; остаются шестьдесят умирающих, жить которым не более дня, но уже через час они могут попасть в руки турок.
Та же необходимость в жестокосердии, которая заставила истребить гарнизон Яффы, вновь подает голос.
Фармацевт Р***, как утверждают, приказывает раздать умирающим некое снадобье: вместо мучений, которые приберегают для них турки, им уготована, по крайней мере, тихая агония.
Наконец, 26 прериаля, после долгого и изнурительного марша, армия возвращается в Каир.
И происходит это вовремя.
Мурад-бей, ускользнувший от Дезе, угрожает Нижнему Египту; во второй раз он встречается с французами у подножия Пирамид.
Бонапарт дает приказы о подготовке к сражению.
Ту позицию, какую прежде занимали мамлюки, на этот раз занимает он, так что в тылу у него река.
Однако наутро Мурад-бей исчезает.
Бонапарт удивлен, но в тот же день все объясняется: флот, приход которого он предрекал, высадил десант в Абукире, причем в то самое время, какое было им предсказано.
В планы Мурада входило окольными путями добраться до турецкого лагеря.
По прибытии туда он застает пашу преисполненным кичливых надежд.
При появлении войска паши французские отряды, слишком слабые, чтобы вступить с ним в бой, отступили, чтобы сплотиться.
— Ну что! — сказал Мустафа-паша, обращаясь к бею мамлюков. — Стоило мне показаться, как эти грозные французы, вида которых ты не можешь выдержать, пустились наутек.
— Паша, — ответил Мурад-бей, — возблагодари Пророка за то, что он попустил французам отступить, ибо, если они вернутся, ты исчезнешь перед лицом их, словно пыль перед северным ветром.
Сын пустыни оказался прорицателем.
Несколько дней спустя появляется Бонапарт.
После трехчасового сражения турки отступают и обращаются в бегство.
Мустафа-паша протягивает окровавленной рукой свою саблю Мюрату; вместе с ним в плен сдаются две сотни человек, две тысячи остаются лежать на поле битвы, десять тысяч утонули в море; двадцать орудий, шатры и войсковое имущество попадают в наши руки; форт Абукир отвоеван; мамлюки отброшены в пустыню, турки и англичане ищут убежище на своих кораблях.
Бонапарт посылает парламентера на флагманский корабль.
Он должен договориться о передаче пленных, которых невозможно держать у себя и незачем расстреливать, как это произошло в Яффе.
В ответ адмирал посылает Бонапарту вино, фрукты и «Франкфуртскую газету» от 10 июня 1799 года.
С июня 1798 года, то есть более года, Бонапарт не имеет известий из Франции.
Он бросает взгляд на газету, быстро просматривает ее и восклицает:
— Предчувствие не обмануло меня, Италия потеряна!!! Я должен ехать.
И в самом деле, французы оказались в том положении, в каком он хотел их застать: они были несчастны в достаточной мере для того, чтобы встретить его не как властолюбца, а как спасителя.
Гантом, вызванный им, тотчас является.
Бонапарт дает ему приказ подготовить к отплытию два фрегата, «Мюирон» и «Каррер», и два небольших судна, «Реванш» и «Фортуну», с двухмесячными припасами продовольствия на четыреста — пятьсот человек.
Двадцать второго августа Бонапарт пишет обращение к армии:
«Солдаты! Известия из Европы побудили меня отправиться во Францию. Командование армией я оставляю на генерала Клебера. Армия вскоре получит известия обо мне; большего пока я сказать не могу. Мне нелегко покидать солдат, к которым я так привязан, но эта разлука лишь на короткое время. Генерал, которого я им оставляю, пользуется доверием правительства и моим собственным доверием».