Мюрат, маневрируя на вражеских флангах с двумя орудиями полевой артиллерии и одной гаубицей, сеет смерть на ходу.
В этот момент в австрийских рядах взрывается зарядный ящик, что усиливает возникший беспорядок.
Именно такого и ждал генерал Шампо со своей кавалерией: он устремляется в атаку, скрывая ловким маневром малую численность своих войск, и проникает в глубокий тыл противника.
Дивизии Гарданна и Шамбарлака, уязвленные тем, что им весь день приходилось отступать, в яростном мщении атакуют австрийцев.
Ланн встает во главе двух корпусов и мчится впереди них с криком «Монтебелло! Монтебелло!».
Бонапарт поспевает повсюду.
И тогда австрийцы начинают отступать, пятятся, бросаются в рассыпную.
Тщетно австрийские генералы пытаются сдержать отступление: оно обращается в повальное бегство, и французские дивизии за полчаса преодолевают равнину, которую перед тем они пядь за пядью обороняли в течение четырех часов.
Противник останавливается только в Маренго, где он перестраивается под огнем стрелков, которых генерал Карра Сен-Сир перебросил от Кастель Чериоло к ручью Барботта.
Однако дивизия Буде вместе с дивизиями Гарданна и Шамбарлака в свой черед продолжают преследовать неприятеля и теснят его от улицы к улице, от площади к площади, от дома к дому: Маренго захвачено.
Австрийцы отступают к усадьбе Педра Бона, где их атакуют, с одной стороны, три упорно преследующие их дивизии, а с другой — полубригада Карра Сен-Сира.
В девять часов вечера Педра Бона захвачена, и дивизии Гарданна и Шамбарлака снова занимают ту позицию, на какой они находились утром.
Враг бросается к мосту, чтобы перейти Бормиду, но застает там опередившего его Карра Сен-Сира.
Тогда он ищет брода и переправляется через реку под огнем всей нашей армии, который затихает лишь к десяти часам вечера.
Остатки австрийской армии добираются до своего лагеря близ Алессандрии, а французская армия становится лагерем у предмостных укреплений.
В этот день австрийцы потеряли четыре с половиной тысячи убитыми, восемь тысяч ранеными, семь тысяч пленными, двенадцать знамен и тридцать артиллерийских орудий.
Никогда, наверное, фортуна не являла себя в столь разных обличиях в один и тот же день: в два часа пополудни — это поражение со всеми его плачевными последствиями; в пять часов — это победа, вновь ставшая верной знаменам Арколе и Лоди; в десять часов вечера — это отвоеванная одним ударом Италия и в недалеком будущем французский трон.
На следующее утро к аванпостам явился князь фон Лихтенштейн: он принес первому консулу предложения генерала Меласа.
Они не устроили Бонапарта, тут же продиктовавшего ему свои собственные предложения, которые тот и увез с собой.
Армии генерала Меласа предлагалось свободно и с воинскими почестями покинуть Алессандрию, но на условиях, которые станут известны всем и в соответствии с которыми вся Италия целиком вернется под французское господство.
Вечером князь фон Лихтейштейн вернулся.
Меласу, который в три часа дня, сочтя сражение выигранным, предоставил довершить разгром нашей армии своим генералам и вернулся отдыхать в Алессандрию, условия, продиктованные первым консулом, показались слишком суровыми.
Однако при первых же возражениях посланца Бонапарт прервал его.
— Сударь, — сказал он ему, — я высказал вам мои окончательную требования, передайте их вашему генералу и возвращайтесь скоро, ибо они не подлежат обсуждению. Подумайте о том, что ваше положение известно мне так же хорошо, как и вам. Я не со вчерашнего дня воюю: вы блокированы в Алессандрии, у вас много раненых и больных, вам недостает продовольствия и медикаментов, я занимаю все ваши тылы, вы потеряли убитыми и ранеными лучшую часть вашей армии. Я мог бы требовать большего, и мое положение мне это позволяет, но я умеряю свои притязания из уважения к сединам вашего генерала.
— Эти условия слишком суровы, сударь, — ответил князь, — особенно условие сдать Геную, которая пала лишь две недели назад, да еще после столь долгой осады.
— Пусть вас это не беспокоит, — произнес первый консул, показывая князю перехваченное письмо, — вашему императору о захвате Генуи неизвестно и нужно всего лишь ничего ему об этом не говорить.
Тем же вечером все условия, продиктованные первым консулом, были приняты, и Бонапарт написал своим коллегам:
На другой день после битвы при Маренго, граждане консулы, генерал Мелас передал нашим аванпостам просьбу позволить ему прислать ко мне генерала Скаля. Днем было заключено соглашение, копию которого вы найдете приложенной к данному письму. Оно было подписано ночью генералом Бертье и генералом Меласом. Надеюсь, что французский народ будет доволен своей армией.