Прислушавшись к возражениям Буонапарте, он, хотя и с трудом, отказался от штыковой атаки и согласился использовать артиллерию.
Так что приказы были отданы непосредственно главнокомандующим, и исполнение этих приказов следовало теперь проверить и ускорить.
Едва преодолев высоты, с которых открывается вид на Тулон, возлежащий среди своих садов, отчасти восточных, и погрузивший свои стопы в море, генерал вместе с обоими молодыми людьми покидает кабриолет и углубляется в виноградник, среди которого он замечает несколько пушек, установленных позади бруствера.
Буонапарте осматривается вокруг и не понимает, что происходит.
Генерал с минуту наслаждается удивлением командира батальона, а затем, с довольной улыбкой повернувшись к своему адъютанту, говорит:
— Дюпа́, это наши батареи?
— Да, генерал, — отвечает тот.
— А где наш парк?
— В четырех шагах отсюда.
— А наши каленые ядра?
— Их раскаляют в соседних домах.
Буонапарте не мог поверить своим глазам, но ему пришлось поверить своим ушам.
Опытным глазом стратега он измеряет расстояние: от батареи до города по меньшей мере полтора льё.
Вначале ему приходит на ум, что генерал захотел прощупать, как говорится на школьном и военном языке, своего молодого командира батальона; однако важность, с которой Карто продолжает отдавать распоряжения, не оставляет в нем никаких сомнений.
И тогда он решается сделать замечание по поводу расстояния и высказывает опасение, что каленые ядра не долетят до города.
— Ты так думаешь? — спрашивает Карто.
— Боюсь, что так, генерал, — отвечает Буонапарте. — Впрочем, прежде чем возиться с калеными ядрами, можно испробовать холодные, чтобы удостовериться в дальнобойности орудий.
Карто находит мысль толковой, приказывает зарядить одну из пушек и произвести выстрел, и, пока он высматривает, какое действие окажет выстрел на стены города, Буонапарте показывает ему, как примерно в тысяче шагов впереди них пущенное ядро ломает оливы, бороздит землю, отскакивает от нее и, подпрыгнув в последний раз, замирает, осилив не более трети того расстояния, какое оно должно было преодолеть по расчету главнокомандующего.
Испытание было убедительным, однако Карто не хотел сдаваться и заявил, что это «аристократы-марсельцы испортили порох».
Тем не менее, независимо от того, был порох испорченным или нет, ядро до города не долетело, и необходимо было прибегнуть к иным мерам.
Возвратившись в главную ставку, Буонапарте требует план Тулона, разворачивает его на столе и после минутного изучения расположения города и всех его оборонительных укреплений, начиная от редута, сооруженного на вершине горы Мон-Фарон, которая господствует над городом, и кончая фортами Ламальг и Мальбуске, защищающими его справа и слева, опускает указательный палец на новый редут, построенный англичанами, и произносит с быстротой и лаконичностью гения:
— Вот где Тулон!
Теперь настает черед Карто ничего не понимать: он воспринимает слова Буонапарте буквально и, повернувшись к верному Дюпа́, произносит:
— Видать, капитан Пушка не слишком силен в географии.
Таким стало первое прозвище Буонапарте.
Впоследствии мы увидим, как пришло к нему прозвище Маленький капрал.
В эту минуту в штаб входит народный представитель Гаспарен.
Буонапарте слышал о нем не только как о настоящем патриоте, честном и храбром, но и как о человеке, обладающем здравым смыслом и быстрым умом.
Командир батальона направляется прямо к нему.
— Гражданин представитель, — говорит он, — я командир батальона артиллерии. Ввиду отсутствия генерала Дютея и ранения генерала Доммартена этот род войск находится под моим командованием. Я требую, чтобы никто, кроме меня, в него не вмешивался, иначе я ни за что не ручаюсь.
— А кто ты такой, чтобы за что-либо ручаться? — спрашивает народный представитель, удивляясь при виде того, что молодой человек двадцати трех лет разговаривает с ним подобным тоном и с такой уверенностью.
— Кто я такой? — переспрашивает Буонапарте, увлекая его в сторону и понижая голос, — я человек, знающий свое ремесло, попавший в окружение людей, которые своего ремесла не знают. Спросите у главнокомандующего, каков его план сражения, и вы увидите, прав я или ошибаюсь.
Молодой офицер говорил с такой убежденностью, что Гаспарен не колебался ни минуты.