Как уже было показано, и наполеоновская, и нацистская империи подразумевали экспансию и за пределами Европы. Около ста лет назад Эмиль Буржуа написал исследование внешней политики Бонапарта, в котором красноречиво и убедительно утверждал, что она основывалась на тайном стремлении покорить разваливающуюся Оттоманскую империю.
Но Наполеон смотрел дальше Малой Азии, предрекая, что «Англия утратит Индию из-за вторжения третьей страны». (По его мнению, индийцы не были способны сами управлять своей страной. Он говорил, что «они никогда не вырастут, они всегда останутся детьми».) Фюрер тоже грешил фантазиями подобного рода, хотя и не такими серьезными, как Наполеон. К тому же он не возглавил поход на Египет. Однако он начал переговоры с Великими муфтием и имел определенные виды на иракские нефтяные районы. Об Индии он говорил так: «Индийцы единодушны в своем желании стряхнуть британское ярмо. Некоторые из них хотели бы попробовать большевизм, другим больше по душе мы».
Император становился все больше диктатором. Он был одержим собственным величием, ни с кем не желал делить власть, не признавал критики, не говоря уже об оппозиции. Трибунал - последний консультативный орган, оставшийся от конституции Сийеса, превратился в призрак, затем был окончательно упразднен в 1807 году. Сенат был слишком послушен, чтобы подвергать сомнению декреты императора. Министры не работали коллегиально. Гениальные люди, подобные Талейрану и Фуше, были отстранены от дел. Следствие ем было то, что любое действие требовало двойных усилий. С самого начала Наполеон создавал атмосферу страха и недоверия. Во время визита в Париж в 1801 году Сирил Джексон, декан Крайст-Черча[44], будучи под сильным впечатлением от увиденного, говорил, что «цель Бонапарта - вызвать всеобщее подозрение». Сам Наполеон признавал: «Я правлю с помощью страха». В страхе с годами стала пребывать не только Франция, но и вся «Великая империя».
«Наполеон был всегда настороже по поводу амбициозных генералов и общественного недовольства, уничтожая первых и предупреждая появление второго», говорит граф Шапталь, бывший министром внутренних дел в течение пяти лет. Он рассказывает нам, как Наполеон держал дистанцию между собой и своими маршалами, никогда лично не поздравлял их, хотя и осыпал почестями, чтобы поддержать их лояльность. Он добавляет, что Наполеон был окружен приспешниками, которых не любил и которым не доверял. «Будучи недоверчивым по натуре, он требовал беспрекословного, слепого подчинения».
«Знание, добрые чувства, религиозность, энтузиазм были в его глазах «вечным врагом», - говорит мадам де Сталь. Он относился к людям, как к вещам. Меттерних говорил, что император считал, что любые действия диктуются только личным интересом.
«Этот ужасный человек поработил нас, - откликается Декре, министр флота. - Он держал нас в кулаке, иногда стальном, иногда бархатном. Никогда нельзя было знать, чего ожидать завтра. Если уж ты попал к нему в руки, обратного пути не было».
Для того, кто решил сравнивать Наполеона с Гитлером, самый полезный исследователь - Ипполит Адольф Тэн (1828-1893). Этого забытого деятеля Франции девятнадцатого века часто цитируют, но редко читают. Левые не любят его за то, что он не признавал революцию, правые не могут простить, что он осуждал императора. Несомненно, Тэн весьма эксцентричен. (В своей «Истории английской литературы» он утверждает, что англичане имеют большие ступни, так как иначе им трудно было бы ходить по пересеченной местности Британских островов.) Однако его портрет Наполеона весьма своеобразен. Он описывает человека одержимого, себялюбивого иностранца, несущего гибель Франции. Тэн говорит: «Он желал не только осуществлять полный контроль над исполнительной и законодательной властями, но и не мыслил никакого морального авторитета, кроме собственного. Он не признавал общественного мнения, следствием чего явилась невозможность никакой инициативы в любых областях. Будучи хорошим тактиком, он желал иметь спокойный тыл во время своих походов - тыл, в котором не было места враждебным элементам».
В чем императора нельзя обвинить, так это в гитлеровской расистской псевдофилософии. Хотя в некоторых случаях он явно возвышал французов над остальними народами. Он пытался создать в самой Франции новый правящий класс, который должен был основываться на браках между старыми аристократическими семьями и простыми людьми, которые доказали свою ценность режиму. Начальник полиции должен был составлять списки подходящих девушек из благородных семей, указывать их физические и умственные данные, образование, а затем насильно выдавать замуж за подобранных им мужчин. Старые учебные заведения были признаны неблагонадежными, так как проповедовали архаичные принципы. Многие родители протестовали против того, чтобы их детей отдавали в новые школы, где царили полувоенные порядки. Тэн замечает, что эти школы напоминали казармы. В 1808 году у Наполеона был список, содержавший фамилии наиболее известных представителей семей аристократии и среднего класса, чьих сыновей он собирался отправить учиться в военную академию Сен-Сир. Если верить описаниям Тэна, то система образования наполеоновской Франции в значительной степени напоминала тоталитарную систему гитлеровской Германии.[45]
44
Крайст-Черч - один из самых крупных аристократических колледжей Оксфордского университета. (Прим. пер.)