— А развод?
— Это условность. Впрочем, погодите. Послушаем, что скажут по этому поводу уважаемые теологи. Эй, Рустан, поищите во дворце кардинала или епископа и приведите ко мне.
Спустя несколько минут Наполеону доложили, что в приемной ожидают епископ де Малин и кардинал Мори. Жозефина вспыхнула и закрыла руками лицо.
— Входите, святые отцы, — обратился к ним император. — Я пригласил вас, чтобы вы разрешили сомнения, одолевающие мадам. Она полагает, что развод лишил меня всех прав на нее. Она твердит об адюльтере, о блуде и бог знает еще о чем, хотя прежде никогда меня не утомляла подобным вздором.
Кардинал Мори, потупив взор, хранил молчание. Епископ де Малин украдкой покосился на скромницу-Жозефину и также не проронил ни слова.
— Что ж вы молчите, святые отцы, — теряя терпение вскричал Наполеон. — Уж не слишком ли щекотлив вопрос для ваших целомудренных ушей?
— Сир, — промолвил монсеньер де Малин, — Святая церковь….
— Я не желаю об этом слышать! Церковь — это я!
— В таком случае, — с поклоном отвечал кардинал Мори, — вам и решать.
Наполеон яростно топнул ногой.
— Я требую вашего вердикта! Он нужен не мне — я знаю, как поступить, — а мадам, для успокоения ее совести.
Прелаты удалились. Но Наполеон обошелся без их вердикта и через десять минут, запыхавшись, стремительно вышел из гостиной; его расхристанный вид свидетельствовал, что в их мнении он больше не нуждался».
Совершенно очевидно, что рассказ этот — порождение самой необузданной фантазии. Ну, можно ли представить, чтобы чувственная Жозефина отказала Наполеону из нравственных соображений, а Наполеон просил священнослужителей разрешить его сексуальные проблемы?
Ничего подобного в действительности, конечно, не было.
Однако нашлись историки, которые приняли это на веру и всерьез утверждали, будто Наполеон оставался любовником Жозефины после женитьбы на Марии-Луизе…
В наши дни разделять подобную точку зрения, по меньшей мере, несерьезно. Но, если по воспоминаниям современников, которым нет основания не верить, император не поддерживал любовных отношений с бывшей супругой, то это вовсе не означает, что он время от времени не навещал ее тайком от Марии-Луизы.
В эти короткие свидания Наполеон и Жозефина нежно беседовали, прогуливаясь по аллеям парка, и даже самые строгие моралисты не сочли бы предосудительными их отношения. Они вспоминали прошлое с его огорчениями и заботами. Креолка, будучи верна себе, всякий раз пользовалась случаем напомнить ему о своих финансовых затруднениях. Наполеон, поворчав для вида, говорил обычно:
— Пришлите векселя, я оплачу их из королевской казны .
Мария-Луиза, естественно, в конце концов узнала о тайных посещениях Наполеоном Мальмезона. И она воспылала ревностью. Неужели маленькая эрцгерцогиня влюбилась таки в Корсиканца?
Она была убеждена в этом, о чем свидетельствует ее письмо, адресованное отцу после рождения римского короля. Вот что она писала ему:
«Я никогда не представляла себе, что буду так счастлива. После рождения сына моя любовь к мужу еще больше возросла, и я без слез не могу вспоминать о его нежности ко мне. И если прежде я не любила его, то теперь не могла не полюбить.
Я пришлю вам портрет малыша, и вы увидите, как он похож на своего отца. Мальчик прекрасно себя чувствует и проводит целый день в саду. Интерес императора к сыну просто поразителен. Он носит его на руках, играет с ним и однажды, вызвавшись кормить его, отдался этому с таким рвением, что малыш занемог…»
Мария-Луиза верила, что любит Наполеона; быть рядом с ним и видеть, какой он обладает властью, каким авторитетом в обществе, было для нее огромным наслаждением. Она искала его ласк и appiori ненавидела всех женщин, которые могли быть ее гипотетическими соперницами. Поэтому ее очень беспокоило присутствие Жозефины в четырех лье от Парижа.
Как это ни парадоксально, но ненависть, которую она к нему питала, не исчезла бесследно, помимо ее воли заставляя совершать те или иные поступки. Таким образом, Александр Маан, досконально изучивший характер Марии-Луизы, пишет, что «в ней уживались два начала».
«Под воздействием одного она была любящей матерью и женой; под воздействием другого — злой феей. Эта двойственность приводила к тому, что она одновременно делала Наполеона счастливым и подталкивала к гибели; видела в нем нежного, любящего мужа и прекрасного отца, и одновременно он был для нее олицетворением духа Революции — революции, казнившей ее двоюродную тетку Марию-Антуанетту, замучившей до смерти дофина; он был демоном, который жестоко унизил ее „дорогого родителя“, пленил папу римского, разорил Священную Римскую империю; из-за него, безжалостного завоевателя, ее родину усеяли могилы и огласил плач вдов и сирот».
«Злая фея « отвлекала Наполеона от занятий. Нежная, чувственная, она подолгу удерживала его в своей постели, ее ласки изнуряли его, ослабляли волю. И вот за какие-нибудь несколько месяцев грозный владыка мира превратился в заурядного домоседа, предпочитавшего тепло семейного очага превратностям военных походов и ночевкам под открытым небом, а партию в безик — бешеной скачке по полю брани.
Но предоставим опять слово Александру Маану:
«Авторы мемуаров о том времени все сходятся на том, что Наполеон много месяцев после свадьбы не занимался государственными делами. Прежде неутомимый труженик, долгие часы проводивший за письменным столом, он ложился в десять часов и вставал в два часа ночи, чтобы вновь вернуться к своим досье и картам. После женитьбы привычки Наполеона коренным образом изменились; по утрам он долго оставался в постели и утратил свою феноменальную работоспособность. Как-то, находясь уже на о. Святой Елены, Наполеон попытался объяснить, чем была вызвана эта перемена в его образе жизни после женитьбы и почему он забросил государственные дела. Он оправдывал себя тем, что, вступив в новый брак с молодой женщиной из аристократической семьи, был вправе ненадолго забыться в ее объятиях, околдованный ее чарами. Но при этом он забывал, что был не простым смертным, а тюремщиком, державшим в неволе всю Европу, по меньшей мере половина которой затаилась и выжидала удобного момента, чтобы разорвать цепи и вырваться на свободу. И малейшее расслабление могло стать для него роковым».
Именно это и произошло. Пока он был в плену у своей юной супруги, от него откололась Испания; Пруссия и Австрия тайно вступили в союз с Россией, а Швеция, вверившая себя Бернадоту, бросилась в объятия русского царя…
Итак, из-за чрезмерной чувственности очаровательной супруги Наполеон рисковал
потерять свою империю.
БЫЛА ЛИ ЭМИЛИЯ ПЕЛЛАПРА ДОЧЕРЬЮ НАПОЛЕОНА?
«Сомнения, постоянно эти сомнения!»
Но тем не менее супружество отнимало у Наполеона лишь незначительную часть его огромной энергии. Забросив дела государства, он, как и прежде, волочился за каждой юбкой.
Говоря об умонастроении Наполеона, Констан не без иронии заметил: «Как и во времена Жозефины, он считал, что супружеская верность немыслима без угрызений совести, порожденных неверностью».
В апреле 1811 года Боссе, главный распорядитель императорских утех, сообщил Наполеону, что один из его «ловчих», генерал Луазон, отыскал в Бурла-Ренне восхитительную семнадцатилетнюю красотку, чьи прелести просто не поддаются описанию. Заинтригованный, император потребовал более детального рассказа.
— Ее зовут Лиз Лебель, — продолжал лирически настроенный Боссе, — у нее темные волосы, стройная фигурка, а под корсажем прелестные грудки, свежесть и упругость которых ее мамаша мне гарантировала…
Это выглядело весьма привлекательно. Наполеон вызвал Констана и велел тотчас отправляться в Бурла-Ренн на поиски красотки.
«Визит мой, — рассказывал Констан, — не вызвал ни малейшего удивления, и дамы даже не пытались скрыть нетерпение, с которым меня ждали. И я подумал, что они были, вероятно, предупреждены услужливым покровителем-генералом Луазоном.
Ослепительно красивая, девушка и одета была со вкусом, а ее мать прямо сияла от счастья при мысли о чести, которой удостоилась дочь. Я понял, что они вообразили, что Наполеон не устоит перед ее прелестями и воспылает к ней неистовой страстью.