Шатильонский конгресс. Сомнительно, чтобы союзники желали мира во время конгресса в Праге; еще более сомнительно, чтобы они готовы были согласиться на мир во Франкфурте, – и несомненно, что они решительно не желали его в ту минуту, когда отсылали своих уполномоченных в Шатильон. Со времени вступления союзных войск во Францию низложение Наполеона было молча решено. Англия желала Бурбонов. Регентство Марии-Луизы могло льстить императору Франции как отцу; но как государь он под влиянием Меттерниха и Шварценберга был против этой комбинации. Прусский король был готов содействовать реставрации, но лишь в том случае, если его армия, до исступления охваченная жаждой мести, предварительно зальет Францию огнем и кровью. Русский царь, в принципе не совершенно враждебный Бурбонам, считал их возвращение пока невозможным, думая, что Франция их отвергнет. Определенного плана у него не было; его тонкий и мечтательный ум колебался между разными проектами: возвести на императорский престол Бернадотта, предоставить регентство Марии-Луизе, созвать большое собрание депутатов, которые сами решили бы участь Франции. Его не пугала даже возможность провозглашения республики. Впрочем, им неотступно владела одна мысль: Наполеон вступил в Москву, а он хотел вступить в Париж.
Между тем министры союзных держав уже три месяца афишировали свои миролюбивые намерения. Во Франкфурте 9 ноября они официозно предложили открытые переговоры о мире на условии ограничения Франции ее естественными пределами; 25 ноября они официально заявили, что «готовы начать переговоры», 1 декабря – что «первое употребление, какое государи сделали из своей победы, заключалось в предложении мира французскому императору»; после всего этого отказаться от созвания конгресса значило озлобить весь французский народ и оскорбить саму Европу, жаждавшую мира не меньше Франции. Наполеон со своей стороны согласился начать переговоры с целью доказать свою готовность к миру, но не веря в возможность соглашения.
Конгресс, открывшийся 4 февраля и закрывшийся 19 марта, кончился ничем. Да иначе и не могло быть. Картина была такова: Наполеон предлагал начать переговоры на условиях о которых знал, что они не будут приняты уполномоченными союзных держав. А союзники соглашались вести переговоры на условиях, которые, как они хорошо понимали, будут отвергнуты герцогом Виченцским, уполномоченным Наполеона. Это была обоюдная комедия, сочиненная и разыгранная исключительно с целью обмануть общественное мнение.
II. Конец кампании
Критическое положение Блюхера; капитуляция Суассона.
В то время как армия Шварценберга отступила к Обу, армия Блюхера, возобновив наступление, двинулась на Париж. 27 февраля Блюхер явился перед Мо, который занимали Мармон и Мортье с 16 000 человек. Произведя неудачную атаку, он направился к Урку, готовясь обойти в тыл французам. Но последние утвердились позади Теруанна и в течение двух дней отражали все атаки русских и пруссаков. В ночь с 1 на 2 марта Блюхер узнал, что Наполеон большими переходами идет на него.
Наполеон оставил Труа 27 февраля со своей гвардией и с небольшими корпусами Нея, Викториа и Арриги (всего 30 000 ружей и сабель), намереваясь с тыла или фланга напасть на силезскую армию. Богемскую же армию должны были удерживать позади Оба Макдональд, Удино и Жерар со своими 40 000 человек.
Получив такие извести, Блюхер отступил к Ульши, где, овладев предварительно Суассоном, должны были присоединиться к нему русский корпус Винцингероде (27 000 человек) и прусский корпус Бюлова (17 000 человек). Но 3 марта в 7 часов утра он получил письмо от Винцингероде с известием, что, ввиду активного сопротивления Суассона, он и Бюлов отступают на правый берег Эня. Таким образом, Блюхер не только лишался ожидаемых подкреплений, но – раз Суассон остается в руках французов – ему приходилось фланговым маршем отводить свою изнуренную, оголодавшую, деморализованную армию на 15 миль к Берри-о-Бак. Таким образом, фельдмаршалу грозила величайшая опасность, потому что казалось невероятным, чтобы он мог избегнуть сражения между Ульши и Берри-о-Бак, а эта битва, где против него были бы наседавший на него Мармон и приближавшийся ему во фланг Наполеон, неизбежно должна была кончиться для него страшным поражением.
Армию Блюхера спасло слабоволие коменданта Суассона, Моро, в данных условиях равносильная военному преступлению. Опутанный лестью и запуганный угрозами русского парламентера, Моро согласился эвакуировать крепость под условием почетного отступления! Получив об этом известие в полдень, Блюхер тотчас двинул свои войска к Суассону, где они по городскому мосту перешли Энь.