Ней, Коленкур и Макдональд горячо ходатайствовали за учреждение регентства. Царь был поколеблен. Он отложил ответ на завтра. 5 апреля, когда трое уполномоченных снова вошли в его кабинет, он сказал им: «Господа, прося меня о регентстве, вы опираетесь на непоколебимую преданность войск императорскому престолу. Ну, вот: авангард Наполеона только что предался. В эту минуту он уже в наших позициях». Дело в том, что генералы 6-го корпуса, устрашенные мыслью, что им доверена такая тайна, произвели предположенное движение и в отсутствие герцога Рагузского осуществили его предательство. «Я отдал бы руку, чтобы этого не случилось» – сказал Мармон. «Руку! – сурово отвечал ему Макдональд, – скажите: голову, – и это будет только справедливо».
Мысль о регентстве была оставлена. Наполеон, все еще жаждавший решить спор оружием, выражал желание удалиться за Луару. Двадцать четыре часа боролся он с волей своих окружающих; наконец, 6 апреля днем он написал акт отречения: «В виду заявления союзных держав, что император Наполеон является единственным препятствием к восстановлению мира в Европе, император Наполеон, верный своей присяге, заявляет, что он отказывается за себя и своих наследников от престолов Франции и Италии, так как нет личной жертвы, не исключая даже жертвы собственной жизнью, которой он не был бы готов принести благу Франции».
В тот же день сенат провозгласил королем Людовика XVIII. О том, что Наполеон еще жив, знали, по-видимому, только герцог Бассано, несколько адъютантов и несколько генералов. Генералы и высшие сановники империи наперегонки спешили выразить публичное одобрение мерам временного правительства и заявить о своей преданности королю. Наполеон оставался почти один в своем опустевшем дворце в Фонтенбло. В ночь с 12 на 13 апреля он сделал попытку отравиться, но яд, который он носил при себе со времени отступления от Москвы, потерял свою силу. Он решил жить – и подписал так называемый Фонтенблосский договор, признававший за ним суверенные права над островом Эльба. Цезарю подарили державу Санчо-Пансы!
В полдень 20 апреля во дворе Cheval-Blanc Наполеон простился со своей старой гвардией. Ветераны уже не кричали: «Да здравствует император», но их искаженные болью лица, глаза, полные слез, и угрюмое молчание, прерванное всхлипываниями в ту минуту, когда он обнял побежденное знамя, выразили всю любовь, всю скорбь, весь гнев армии.
Глава IX
Первая реставрация и возвращение с острова Эльба. 1814-1815
I. Восшествие на престол Людовика XVIII
Сент-Уанский манифест. Заявив, что только Бурбоны олицетворяют собой «принцип», Талейран относился, однако, несколько недоверчиво к принципам Бурбонов. Вот почему он потребовал гарантий. 6 апреля он провел в сенате акт, которым «на престол свободно призывался Людовик-Станислав-Ксаверий французский»; акт этот представлял собой настоящую конституцию и содержал указание, что король будет провозглашен после принесения присяги в том, что он сам будет признавать конституцию и следить, чтобы ее признавали другие. Граф д’Артуа, объявивший себя собственною своею властью королевским наместником, вступил 12 апреля в Париж, не будучи официально признан в своем звании. Сенат желал, чтобы принц предварительно принял именем своего брата новую конституцию. Граф д’Артуа, признававший только божественное право, не соглашался на это. Чтобы сломить его сопротивление, понадобилось категорическое заявление русского императора. 14 апреля он покорился и принял сенат в Тюльерийском дворце. Он заявил сенаторам: «Я не получил от короля полномочий принять конституцию, но я знаю его чувства и не боюсь вызвать его неодобрение, если заявлю от его имени, что он готов признать основы этой конституции».
Во всем, что сказал граф д’Артуа, не было ни одного искреннего слова. Две недели спустя он отправил навстречу королю, высадившемуся 24 апреля в Калэ, графа Брюгского с тем, чтобы посоветовать королю не принимать конституцию. Король именно таким образом и собирался поступить. Роялисты говорили ему, что он обязан и может отважиться на все. Несмотря на замечания и просьбы Талейрана, которому он, в сущности, обязан был короной, он отверг малейшую уступку. Опять пришлось вмешаться царю. Уступая по существу, чтобы только спасти формы, Людовик XVIII согласился обеспечить публичным актом конституционные вольности, совершенно отвергнув конституцию, которую стремился навязать ему сенат. Манифест 2 мая отлично намечает это ограничивающее условие. «Мы, Людовик, милостию Божиею король Франции и Наварры, решив принять либеральную конституцию и не в состоянии будучи принять такую, которую неминуемо придется переделать, созываем на 10 число июня месяца Сенат и Законодательный корпус, обязуясь представить на их рассмотрение труд, который мы свершим вместе с комиссией, избранной из состава обоих этих учреждений, и положить в основу этой конституции представительную форму правления, разрешение налогов палатами, свободу печати, свободу исповедания, безвозвратность продажи национальных имуществ, сохранение Почетного легиона»…