— Вам нравился французский, когда вы учились в школе?
— У нас были хорошие учителя французского, Ваше Высочество.
Строгое лицо императора не изменилось, он даже нахмурился, а потом начал хохотать.
— Дитя мое, вы очень смелая девочка и говорите то, что думаете. Это очень хорошо, и мне нравится ваш характер. Мадемуазель, я так вел себя всю жизнь. Нам следует заключить сделку — мы всегда будем говорить друг другу то, что думаем. Это станет нашим соглашением, чем-то вроде игры. А сейчас, скажите своим родителям о моей просьбе. Чтобы отремонтировать и привести в порядок это ужасное место — Лонгвуд, на это понадобится много времени. Пройдет наверное, несколько недель… или даже месяцев, — он нетерпеливо пожал плечами. — Что мне делать? Я не смогу больше ночевать в этой кошмарной гостинице.
Адмирал Кокберн с трудом следовал за течением разговора.
— Мне очень жаль, генерал Бонапарт, что вам там было неудобно и очень жарко.
— Это еще не все. А еда! Ma foi! Я просто не могу поверить, что английские повара могут готовить такую отвратительную пищу! — Он обратился к Бетси: — Мадемуазель, я хочу обратиться к вашим родителям. Не позволят ли они мне остаться здесь до тех пор, пока… это отвратительно место на холме будет готово, чтобы там можно было жить. Меня вполне бы устроил летний домик, который находится неподалеку от главного дома. Он выглядит таким приветливым и прохладным.
Бетси передала содержание беседы родителям, и они быстро и негромко переговорили между собой. Затем господин Бэлкум наклонил голову.
— Передай генералу Бонапарту, что мы с радостью уступим ему наш павильон. Он может там жить, сколько захочет.
Лицо Наполеона осветилось улыбкой, когда девушка перевела ему ответ родителей. Он несколько раз кивнул головой.
— Господин и мадам весьма добры. Передайте им, ma petite [vi], что я им очень благодарен. И еще скажите, что я постараюсь доставлять как можно меньше хлопот. Мои слуги станут за мной ухаживать и, конечно, готовить мне еду.
— Когда Его Высочество намерен переехать? — спросила госпожа Бэлкум.
Бетси перевела ему вопрос, и Бонапарт энергично воскликнул:
— Сейчас! Как можно быстрее! На холме ужасные комнаты и такая удушающая жара! Я надеюсь больше никогда там не появляться!
Бетси снова переговорила с родителями, а потом сказала Наполеону:
— Папа сказал, что вы можете считать дом своим. Они просят вас оказать им честь отобедать сегодня с нами.
— Я буду счастлив! — заверил Бэлкумов император. — Как мне отплатить за подобную доброту?
— Ваше Высочество, это будет семейная трапеза и мы с моей сестрой к вам присоединимся. Наших братьев не будет, потому что они сейчас обедают.
— Мадемуазель, сколько у вас братьев?
— Двое. Одному — восемь лет, а второму — четыре года.
— Четыре! — Наполеон неожиданно стал грустным. — Он такого же возраста, как и мой сын, король Рима. Мне будет очень приятно взглянуть на вашего младшего брата.
Император о чем-то задумался, а потом пожал плечами и обратился к Бертрану:
— Сразу же позаботьтесь обо всем и пусть сюда, как можно скорее, перевезут мою походную койку. Если наша милейшая переводчица проводит нас к павильону, мы решим, какие вещи нам потребуются.
Бетси проводила их по саду к холму, где стоял павильон. Наполеон остановился в тени арки, обвитой виноградом, за которой начинался густой сад.
— Как здесь тихо и спокойно, — вздохнул Наполеон. — И очень прохладно. У вас все время дует легкий ветерок?
— Всегда, Ваше Высочество. Пассаты постоянно проходят над нашими землями. Но зимой нам бы хотелось, чтобы они прекратились, потому что становится холодно и зябко. А они дуют постоянно не переставая.
— Мне стоит воздеть руки к небесам, подобно Иисусу, и приказать, чтобы ветры перестали дуть [13].
На лице Наполеона появилась улыбка. Казалось, он сам почти верит собственным словам. Потом он перевел взгляд на водопад на заднем плане.
— Как поразительно! Неужели вода никогда не достигает земли?
— Видимо так, Ваше Высочество. Мы очень гордимся водопадом. Мой папа говорит, что таких водопадов нет больше нигде. Даже в Карлтон-Хаус.
Наполеон склонился к девушке и слегка ущипнул ее за ушко.
— Как мне повезло, ma petite, что у вас была французская нянюшка!
В саду стояли кресла, Наполеон уселся в одно из них и жестом показал Бетси, чтобы она тоже села.
— Вы свободны, — сказал он Бертрану. — А теперь, мадемуазель, мы с вами побеседуем.
— Ваше Высочество, я могу задать вам вопрос?
— Конечно.
— Как мне вас называть? Нам сказали, что следует говорить генерал Бонапарт, но… мне кажется неправильным.
Бывший император развернулся на кресле и внимательно посмотрел на девушку. Кресло было очень легким и начало подозрительно скрипеть.
— Ma petite, почему ты считаешь это неправильным?
— Вы были императором, и к вам должны обращаться именно так. Я не смогу к вам обращаться по-другому. Иначе я буду чувствовать, что обидела вас.
— И вы не хотите меня обижать?
— Конечно нет, Ваше Высочество!
Наполеон любил говорить, что страсть никогда не захлестывала его. Но в данном случае все было совсем не так. Обычно кожа лица у него была белой и прохладной, но тут вдруг покраснела: злая алая краска залила белый мрамор лба.
Он поднялся на ноги и начал расхаживать взад и вперед. Обычно, когда он задумывался, то сцеплял руки за спиной. В этот раз он не стал так делать, а размахивал руками в такт шагам. Было ясно, что император сильно взволнован.
«Нет никакого генерала Бонапарта, — думал Наполеон. — Он перестал существовать, когда я покинул Египет. Его место занял Первый Консул, а затем — Император. Если бы он существовал сегодня, то это были бы тень или дух, отправившийся по горячим дорогам к пирамидам. Или он плыл на том судне, которое привезло меня во Францию. Генерала Бонапарта вытеснили успехи Первого Консула и слава Императора».
— О, эти англичане! Холодные и жадные счетоводы, банкиры и строители кораблей! Они всегда могут изобрести, как посильнее меня оскорбить! Они говорят, что никогда не признавали меня в качестве Императора и для них я навсегда останусь генералом Бонапартом. Они желают навеки сохранить картину тощего, умиравшего с голода молодого офицера, появившегося из революционной стихии. Я должен дать твердое обещание — никогда не признавать это имя. Если ко мне станут подобным образом обращаться, я не буду отзываться. Если на это имя доставят письма или записки, я стану возвращать их, не вскрывая, независимо от адресата, от простых чиновников или от Императора Австрии или английского короля. Мне все равно! Эти письма я не стану никогда вскрывать. Они могут поместить меня под стражу или в одиночку. Генерал Бонапарт перестал существовать!
Он заметил, что Бетси поднялась и в нерешительности стоит рядом с креслом, прижимая шляпку к юбке. Девочка выглядела очень расстроенной.
У Наполеона сразу переменилось настроение.
«Она решила, что сказала что-то, что меня сильно разозлило, — подумал император. — А на самом деле, это дитя имело благородство заявить, что все происходит не так, как следует. У нее хватило мужества сказать мне об этом!»