Однако рассуждал пришедший довольно здраво, бойко и вообще обнаруживал такую бездну знаний военного дела, что Понтекулан успокоился:
— Хорошо, изложите мне все это в письменном виде! Наполеон кивнул и исчез. Гордый корсиканец решил, что это вежливая форма отказа, и, разумеется, писать ничего не стал. Просто покинул кабинет, как до этого безрезультатно покидал десятки других.
Через несколько дней Понтекулан вспомнил о Наполеоне. И попросил разыскать его.
— Хотите со мной работать?
Так Наполеон получил кабинетную должность. Которая ему не очень нравилась. Он разрабатывал директивы, бегал с бумажками, а между делом взял и написал план… завоевания Италии. Этот план попал на отзыв к генералу Шерреру, который назвал его «безумной химерой, вышедшей из больного мозга». Всего через год Наполеон эту безумную химеру осуществит на практике.
А пока Наполеон скучает на бумажной работе. Ему хочется живого дела! И он просит своего непосредственного начальника Понтекулана посодействовать в назначении его на генеральскую должность в действующую часть, только непременно артиллерийскую! Понтекулану о ту пору и самому было всего 30 лет, поэтому он вполне допускал, что могут существовать 25-летние генералы, и отправился к человеку, от которого подобное назначение зависело. Звали этого человека Летурнер. Этот дурак заведовал военными кадрами и просьбу о назначении Наполеона отверг. Основание: молодой еще, зелен, у нас тут старики до сих пор в капитанах ходят, надо им дать выслужиться, а этот резвый выскочка подождет, какие его годы!.. (Я вам советую запомнить фамилию Летурнера, равно как и фамилию Понтекулана, далее мы посмотрим, что произошло с этими людьми после того, как в руках Наполеона оказалась абсолютная власть.)
В общем, из-за тупого старпёра назначение сорвалось. Но Наполеон не сдается. Он ищет варианты. Оглядывая политическую обстановку в Европе, Бонапарт пишет руководству докладную записку о том, что в данный момент, когда Россия ослабила свой альянс с Австрией, Франции самое время укрепить свое влияние в Турции. А для этого можно, например, послать турецкому султану команду французских военных советников — офицеров разных родов войск — для обучения турецких ополченцев. И включить в эту команду Наполеона в качестве артиллериста. Ну, любил он артиллерию!.. И готов был к черту на кулички уехать, лишь бы быть поближе к своим пушкам. К тому же таинственный Восток привлекал Наполеона еще с детства, с прочитанных книжек об Александре Македонском.
Понтекулан поддержал его идею, и Наполеон был в полной уверенности, что вскоре увидит Босфор, Айя-Софию и Голубую мечеть. Но люди предполагают, а революции располагают.
Пока Наполеон просиживал и без того не слишком новые штаны на канцелярской работе, подошла та самая тревожная осень 1795-го. Осень, которая так напрягла Барраса. Еще раз напомню. Принята третья Конституция, Конвент готовится к самороспуску и напоследок проводит знаменитую поправку — о том, что в обе палаты парламента можно принять только треть людей с улицы, а остальных — из революционного Конвента. Правые и роялисты возмущены и готовят переворот. По улицам шастают вооруженные демонстранты. Баррас не может положиться на генерала Мену, поскольку тот официально заявил, что армия в эти разборки вмешиваться не будет. Это значит, что восстание победит. То есть в самое ближайшее время монархия будет реставрирована, и на трон сядет очередной Бурбон из тех родственников казненного короля, которые болтаются в эмиграции.
Наступает ночь с 3 на 4 октября. Войска в казармах, по улицам в полной эйфории бродят восставшие. Город практически в руках роялистов. Но Баррас сдаваться не намерен. Он знает, что его ждет при восстановлении монархии. Роялисты, придя к власти, просто отрубят ему башку: более всего они ненавидят «предателей» — дворян, перешедших на службу революции. Он решает бороться.
Между тем ситуация на улицах накаляется. Роялисты начинают готовиться к утренним боям. Они скапливаются на ближайших к Конвенту улочках. Они уверены в победе. Более того: сам Конвент уверен в их победе. Потому что у Конвента верных людей 6 тысяч человек, а у восставших — 24 тысячи. Только чудо может спасти революцию. Счет идет на часы.
Баррас просит пригласить к нему Наполеона и, не скрывая, объясняет ему диспозицию: их в четыре раза больше, чем нас, и времени нет. Единственное, что может предоставить Баррас Наполеону, — свободу действий.
— Даю вам три минуты на размышление! — говорит Баррас и умолкает.