Наг? Не совсем, ибо полная объективность по отношению к самому себе человеческой природе не присуща. Наполеон на острове Святой Елены знал, что окружен неутомимыми биографами, готовыми опубликовать любое из его воспоминаний, и, с вполне естественным кокетством, принял перед лицом потомков наиболее привлекательную позу. Он хочет нравиться и в самом деле нравится неожиданной свежестью мысли и чувства и какой-то необъяснимой, вновь обретенной молодостью. В «Мемориале» Лас Каза лейтенант Бонапарт спасает императора Наполеона. В Лонгвуде, листая атласы, он надолго задумался, наткнувшись на карту Корсики. Там все было лучше. Даже запах у земли там был особый. «Одно сознание, что я на Корсике, — говорил он, закрывая глаза, — и ничего другого не было бы нужно». Ее он не нашел нигде больше. Не только корсиканское дитя, но и младший лейтенант в нем не умер. Он был консулом, императором, повелителем мира; он спал с дочерью Цезаря и остался выслужившимся солдатом. На острове Святой Елены эта детская непосредственность помогла ему пережить резкий переход от дворца к ангару. На своей скале он часто думал, что предпочел бы жить в Париже на двенадцать франков в день. Ужинать за тридцать су, бывать в литературных кафе и библиотеках, ходить в партер «Комеди-Франсез». Одного луидора в месяц хватило бы, чтобы оплатить жилье. Он не так уж сильно отличался от Стендаля, и тот это отлично чувствовал.
Он начинал жизненный путь как литератор; он завершает его, диктуя, как обещал солдатам Фонтенбло, историю их великих свершений. Записывают Лас Каз и Гурго. У него есть одна неизменная черта — жажда чтения. Он просит читать ему Евангелия и восхищается красотой Нагорной проповеди. Охотно слушает Корнеля, хотя и знает его наизусть. Да и сам он разве не выдающийся писатель? Иногда его фразы отточены и резки, как у Тацита: «Но как ответили в Англии на это великодушие? Сделали вид, что готовы принять врага в гостеприимные объятия, а когда он отдался им по доброй воле, уничтожили его». Падение прекрасно в своей внезапной суровости. Но в еще большей степени солдат, чем писатель, он судит о шедеврах с точки зрения знатока военной и политической техники. В «Митридате» Расина он не одобряет план кампании: «Может, как рассказ это красиво, но лишено всякого смысла как военная концепция». Читая Библию, он останавливается на каждом названии местности, чтобы рассказать о каком-нибудь из своих сражений. Он любит «Одиссею», но осуждает Улисса: «Монархам не подобает драться, как нищие».
Не подобает драться также и людям, окружающим монарха. Между тем на острове Святой Елены скука, убогие условия жизни и ревность раздирают небольшую группу мужчин и женщин, единственное связующее звено между которыми император. У молоденького Лас Каза прекрасная душа, но он оставил семью во Франции и уедет, как только получит все, что ему нужно, и соберет материал для «Мемориала». Бравый вояка Гурго претендует на исключительное право любить императора и грозит дуэлью Монтолону. «Он ополчился не столько на соперника, сколько на соперницу, г-жу де Монтолон, увядающую красавицу, которую имел основания подозревать в небескорыстных визитах в императорскую опочивальню» (Максимилиан Вокс). Наполеон старается его усмирить, треплет за ухо, называет «Горго… Горготто», делится с ним своими тревогами. «Вы думаете, у меня не бывает жутких моментов, когда, проснувшись среди ночи, я вспоминаю, кем я был и кто я теперь? Как медленно течет время! Какой крест! Нужно мужество, чтобы жить здесь». После ссоры со своим богом Гурго тоже покидает остров Святой Елены.