Образцы гренадерских шапок, введенных в начале правления императора Александра I
Определенным катализатором событий стал арест на территории Бадена (владения тестя российского императора), а затем скороспелый суд и расстрел в Венсенском парке 21 марта 1804 г. герцога Энгиенского, младшего отпрыска династии Бурбонов. Русское общественное мнение буквально взорвалось от негодования. Чем бы ни были продиктованы действия Наполеона (в частности, роялистскими заговорами), они воспринимались в Петербурге самыми разными кругами как акт вопиющего произвола. Русский двор демонстративно надел семидневный траур. Стороны обменялись резкими нотами, причем Наполеон позволил себе оскорбительный для Александра I намек на его причастность к смерти императора Павла I. Хотя разрыв официальных дипломатических отношений последовал чуть позже, в июне из Петербурга выехал французский посол Г. М. Т. Ж. Эдувиль, а в августе французскую столицу покинул русский дипломатический представитель П. Я. Убри. Бороться с возрастающим влиянием Франции только с помощью средств дипломатии уже оказалось безнадежным делом.
Некоторые исследователи полагают, что трагическая гибель герцога Энгиенского явилась поводом, а отнюдь не причиной возникновения новой антинаполеоновской коалиции. И эти суждения во многом справедливы – русская дипломатия еще до казни Энгиенского уже зондировала почву по созданию нового антинаполеоновского союза. Хотя трудно было бы ожидать другой реакции (она была предсказуема) от крупной державы с монархическим способом правления и с монархическими умонастроениями в обществе (иных тогда еще просто не было). С этого момента позиция России по отношению к постреволюционной Франции кардинально изменилась. Надо сказать, что недовольство копилось давно, просто эти события наложились на уже существовавший негатив и в целом перевесили терпение и миролюбие. В правительственных кругах, несмотря на имевшиеся различные группировки и подходы, произошел резкий поворот в сторону войны.
Российская императорская армия в начале ХIХ столетия
В России при проведении активной внешней политики всегда очень важная роль отводилась армии. В русской истории военная сила чаще всего выступала самым весомым аргументом. И тут встает очень важный вопрос – насколько адекватно оценивали в то время боеспособность вооруженных сил своей страны император и его ближайшие помощники, направляя в бой русские полки. Ведь, ступая «на тропу войны», они должны были понимать, что от действий русской армии зависели конкретные результаты в будущем.
Мало кто из военных историков обращал свой взор на начальный период царствования Александра I – 1801 – 1805 гг. Причины этого понятны: основные военные события, связанные с историей русской армии, произошли после 1805 г. и оставили в тени первое пятилетие правления этого монарха. Тем не менее в эти годы в военной сфере предпринимались некоторые попытки важных преобразований, и проанализировать их весьма любопытно.
Необходимо отметить, что в области военного искусства в Европе тогда активно боролись две тенденции. После Семилетней войны на протяжении второй половины XVIII столетия законодательницей военной моды оставалась прусская военная система Фридриха Великого (организация, дисциплина, построение, маршировка, выправка, единообразие) и доминировали разработанные пруссаками тактические постулаты (линейная тактика, маневрирование, действие конницы, ведение «малой войны» и т. д.). Прусская армия считалась образцовой, а прусские теоретики, как наследники славы сражения 1757 г. при Росбахе, оказывали мощное влияние на сознание военачальников всей феодальной Европы, включая и Россию. В то же время ростки новой военной доктрины (получившей в литературе название «тактика колонн и рассыпного строя»), рожденной энтузиазмом борьбы за независимость североамериканских колонистов и Французской революции, практически не воспринимались в феодальной Европе. Громкие победы французского оружия тогда объяснялись специалистами–современниками случайными причинами, весьма далекими от истины. Очевидные преимущества новой передовой военной системы вполне обозначились и стали активно осмысляться в европейских армиях лишь после сокрушительных поражений противников Франции в начале ХIХ столетия.
В России из этих двух главных направлений военного дела на рубеже веков явное предпочтение отдавали прусской системе, о чем наглядно свидетельствовало все царствование Павла I. Причем положительный предшествующий национальный опыт практически не обобщался, а приоритет безоговорочно отдавался иностранным (прусским) веяниям, хотя многие отечественные образцы ведения военных действий еще в XVIII столетии более поздними исследователями определялись как элементы тактики колонн и рассыпного строя. Не были вовремя учтены и наглядно проявившиеся негативные тенденции во время боевых действий 1799 г. российской императорской армии против французских войск. Из трех театров военных действий, где сражались русские войска, неудачи последовали на двух – в Голландии и Швейцарии. Лишь благодаря воинскому таланту А. В. Суворова и его победам в Италии русская армия была полностью реабилитирована. В то же время Швейцарский поход Суворова 1799 г. официально превозносился властями и многими историками как бесспорная победа, что вряд ли можно объективно оценивать подобным образом. Учитывая печальные результаты похода, резонно было говорить лишь о том, что Суворову в тяжелейших и драматических обстоятельствах удалось спасти честь и не уронить престиж русского оружия. Слава же русского полководца затмила военные неудачи и не позволила задуматься в России над их причинами.