Таковы были фундаментальные нормы устойчивости наполеоновской Франции, но к 1814 г. Наполеон уже давно их нарушил. Начнём с воинской повинности. По ряду причин она всегда была делом деликатным. Во-первых, режим не мог ослабить свои запросы в отношении воинской повинности, поскольку достаточный приток людских ресурсов являлся для Наполеона вопросом жизни и смерти. Во-вторых, призыв в армию имел совершенно новый и неслыханный до 1793 г. характер. В-третьих, крестьянство, как мы уже видели, резко отрицательно относилось к воинской повинности (напротив, среди городских низших классов она была, как видно, гораздо менее непопулярна, возможно потому, что их представители больше страдали от безработицы и имели менее консервативные привычки; однако, в количественном отношении, в армии их было гораздо меньше, чем крестьян). И наконец, «знати» воинская повинность создавала не меньше тревог. Хотя нотаблям едва ли в реальности приходилось сталкиваться с перспективой службы в рядовом составе, их раздражала непопулярность, навлекаемая задачей организации призыва, они были очень заинтересованы в сохранении сельскохозяйственной рабочей силы, их также беспокоила непосредственно их затрагивавшая угроза дезертирства, являвшаяся одним из следствий воинской повинности (дезертиры, число которых всё время росло, — к 1811 г. более 50.000 в год — не имея денег, отчаянно нуждаясь в еде и приюте, часто прибегали к преступлению как к средству существования). Нечего и говорить, что следствием этого было повсеместное сопротивление: в декабре 1804 — июле 1806 г. не менее 119 раз вспыхивали волнения, связанные с призывом, тогда как число тех, кто пытался уклониться от службы, в 1799–1805 гг. по одной оценке составляло 250.000 человек. Многие из этих мужчин получали помощь не только от своих семей, но и от местных органов власти (уклоняющиеся от призыва, имевшие укрытие и поддержку или находящиеся поблизости от родных общин, представляли гораздо меньшую опасность, чем дезертиры, и вдобавок являлись ценным источником рабочей силы).
Однако, несмотря на явную необходимость осторожности, запросы режима всё время увеличивались. В 1800–1807 гг. среднее число призываемых в год мужчин составило 78.700, при этом только в двух случаях предпринимались попытки призвать несовершеннолетних из будущих «классов» (т.е. возрастных групп, подлежащих конскрипции. — Прим. ред.). Начиная с 1808 г. положение резко изменилось. Только за период с февраля 1808 г. по январь 1809 г. призвали 240.000 человек, а потом до 1812 г. число взятых в армию составило ещё 396.000 человек. Итак, средний годовой размер призыва дошел до 127.200 человек, вдобавок теперь мужчин брали не только из соответствующей возрастной группы, но также из тех, кто уже принимал участие в жеребьёвке или имел недостаточный возраст. К тому же призыв не облегчали яркие победы (имеются данные о том, что новости из Ульма и Аустерлица ослабили сопротивление воинской повинности). Напротив, основной театр военных действий со всеми его кошмарами и зверствами теперь находился на Пиренейском полуострове. Хуже того, стало труднее уклоняться от службы. Организация жеребьёвки всё в большей степени ускользала из рук местных чиновников, право на найм заместителей было ограничено, предпринимались попытки отменить освобождение от воинской повинности, которым пользовались женатые мужчины, и были снижены требования, налагавшиеся на минимальный рост. Между тем семьи уклоняющихся от призыва подвергали штрафам, либо им ставили на постой солдат, тех, кто помогал дезертирам или иным образом потворствовал уклонению от призыва, сурово наказывали, а с февраля 1811 г. в сельской местности находились армейские части, целью которых была поимка 139.000 человек, которые в то время по оценке не явились на службу в рядовой состав.
В целом эти меры привели к успеху. К началу 1812 г. число уклоняющихся от призыва сократилось до менее чем 40.000, к тому же новобранцы в подавляющем большинстве шли на службу без чрезмерного протеста. В результате ещё в 1813 г. Наполеон в высшей степени самонадеянно относился к положению на внутреннем фронте, очевидно полагая, что ему нечего бояться. Однако на самом деле воинская повинность была столь же непопулярна, как и раньше. Хотя местные общины теперь убедились в том, что укрывание уклоняющихся от призыва приносило больше хлопот, чем выгоды, отношение к призыву за редкими исключениями сводилось в лучшем случае к недовольной покорности. Более того, сопротивление по-прежнему оставалось явным: оно заключалось не только в том, что многие мужчины, как и раньше, наносили себе самые ужасающие травмы, чтобы не служить в армии, но в массовых масштабах продолжалось и злоупотребление освобождением от службы для женатых мужчин (во Фландрии восемнадцатилетний юноша даже женился на женщине, которой было девяносто девять лет).