Итак, что же мы видим? Утверждать, что Франция, пусть и отдельно от остальной Европы, пережила при Наполеоне промышленную революцию было бы явно нелепо. Крупномасштабное фабричное производство было сосредоточено в очень немногочисленных районах, и даже там оставалось довольно слабым, при этом имели очень широкое распространение, если вообще не являлись нормой, ремесленные методы и ориентированная на внутреннее потребление промышленность; часто сохранялась отсталая технология, при этом энергия пара использовалась в мизерном объёме и не самым удачным образом; большая часть достижений военного времени оказалась легко уязвимой для возникшей после войны конкуренции; Британия получила возможность увеличить технический отрыв; крупные области континента лишились и той промышленности, которая там была; буржуазию подталкивали к вложению капиталов в землю, а не в промышленность; подавляющее большинство населения по-прежнему проживало в сельской местности.
Если Наполеон и не был руководителем общего процесса индустриализации, то, может быть, он хотя бы проложил для него путь, на что указывает изменение взаимоотношений между дворянством и буржуазией. Наверное, не было бы ошибкой утверждать, что первые прекрасно выдержали бурю революционной и наполеоновской эпохи. Хотя дворян часто — но не всегда — лишали установленных законом привилегий, их экономическое господство в целом сохранилось. По их доходам, особенно в Восточной Европе, часто наносил очень тяжёлый удар подрыв экспорта такой продукции, как зерно и лес, вследствие континентальной блокады, что иногда заставляло их идти на продажу определённых количеств земли буржуазии. Однако такое развитие событий было скорее исключением, чем правилом: во Франции, Испании и Италии дворяне принимали участие в приобретении «национального имущества», к тому же в Пруссии и Великом Герцогстве Варшавском освобождение крепостных сопровождалось приобретением дворянами значительной части их земли; так, тридцать девять процентов земли, выставленной на продажу в тосканском департаменте Арно, перешло к дворянам, тогда как в Пруссии юнкеры завладели не менее чем 400.000 гектаров крестьянских участков. Но страдания освобождённых крепостных крестьян на этом не заканчивались. Лишь в очень редких случаях освобождение означало избавление крестьян от финансовых обязательств перед дворянами, поскольку подати, которые они должны были выплачивать за землепользование взамен личной зависимости, просто превратились в арендную плату, вдобавок точное решение о том, от чего собственно освобождается крестьянин, часто оставлялось на усмотрение суда. На самом деле, иногда бремя даже увеличивалось из-за перемен в сфере использования рабочей силы и пересмотра тарифов не в пользу крестьянства. Между тем, в Сицилии и Неаполе за освобождением крепостных последовало массовое лишение сельского населения доступа к пастбищам и водным источникам, которые до этого играли огромную роль в их жизни, к тому же прошедшая во многих местах континента продажа общинных земель препятствовала использованию крестьянами имевших существенное значение даров дикой природы, а также пастбищ и жизненно важных источников дров. Поскольку доходы крестьян резко сократились, а чувство уверенности в будущем оказалось подорванным, вряд ли стоит удивляться тому, что в Пруссии, Польше, Сицилии и Неаполе часто происходило превращение сельского населения в сельскохозяйственный пролетариат. Однако, несмотря на это, не следует пренебрегать влиянием наполеоновской эпохи. По всей великой империи, а также во многих других областях континента положение дворянства оказалось в конечном счёте серьёзно подорвано. Благодаря изменениям в имущественном праве, связанным по большей части, хотя и не всегда, с навязыванием Кодекса Наполеона и его модификаций, в значительной части Европы майорат канул в лету, вследствие чего дворянство лишились гарантий вечного пользования своими имениями. Более того, во многих областях, где этого ещё не было, ничто не мешало буржуазии приобретать земельную собственность, или по крайней мере спекулировать ею, к тому же в то время значительно сократилось число ограничений на её деятельность в сферах коммерции, промышленности и государственной службы. Это не означает, что прогресс был равномерным, и ещё меньше, что после 1814 г. не было движения назад — прежде всего, Кодекс Наполеона не был введён в действие, даже в смягчённой форме, в большей части Германии, к тому же после поражения Франции он кое-где был отменён, например в Папской области — но несомненно, что для буржуазии, будь то Франция, Испания или Германия, период после 1814 г. стал временем роста влияния и преуспевания.