Таким образом, революционное движение приобрело мощного союзника в лице молодых офицеров, воодушевляемых впечатлениями французских войн и приводимых в уныние Реставрацией. Карл Маркс был, наверное, совершенно прав, когда писал, что «кульминационный пункт наполеоновских идей — превосходство армии»[356]. Однако в некотором отношении в этом скрывалась глубокая ирония, так как в то же самое время формировалось другое направление политического протеста, которое не могло относиться к таким самовлюблённым личностям, как Рафаэль Риэго (Rafael Riego), Гильельмо Пепе (Guiglielmo Pepe) или Павел Пестель не иначе как к своим противникам. Наполеоновские войны в ходе процесса, который оказался гораздо более длительным, чем союз между политическим протестом и инакомыслием военных, породили современное движение за мир. Формально христианские церкви всегда осуждали войну, в равной степени такой же точки зрения по большей части придерживалось интеллектуальное сообщество, а немногочисленные протестанты-сектанты ещё с восемнадцатого столетия отказывались брать в руки оружие. Более того, к концу восемнадцатого столетия эти дремлющие антивоенные настроения обрели политическую форму благодаря произведениям философов. Для таких мыслителей, как Жан-Жак Руссо, Иммануил Кант и Томас Пейн, было аксиомой, что человек по своей природе миролюбив, а войны по своему смыслу противоестественны, и за них несут ответственность короли и их честолюбие. Между тем для таких экономистов-теоретиков, как Адам Смит, война была абсурдна и с точки зрения торговли и промышленности, будучи не только наносящей ущерб сама по себе, но ещё и отрицанием образа поведения, при котором всё человечество оказывалось связанным величественной цепью взаимных интересов. Из этого логически следовало, что войну можно уничтожить, а для этого необходимо лишь разрушить мощь старого порядка, ввести представительные политические системы (поскольку предполагалось, что народы добровольно никогда не начнут войну) и снять все ограничения на международную торговлю, при этом утверждалось, что экономическое соперничество само по себе не существует и является единственно плодом протекционизма. А что же касается тех споров, которые всё же смогут возникнуть, то их решение, вырванное из рук себялюбивых «деспотов», можно было бы легко согласовать путём разумного обсуждения и международного арбитража.
Поскольку эти убеждения обрели широкую гласность после выхода в свет в 1791 г. книги Томаса Пейна «Права человека», ужасы революционных и наполеоновских войн не могли не вызвать какой-то реакции. Ряд деятелей, особенно в Британии и в Соединённых Штатах Америки, будучи по-настоящему напуганными тем, что они видели вокруг себя, а в случае британских купцов и предпринимателей, занимавших среди них видное положение, помня, во-первых, об ущербе, который война нанесла их доходам, и, во-вторых, о социальном конфликте, непрерывно тлеющем между ними и земельной аристократией, объединились в борьбе за то, чтобы покончить с войнами (не только с наполеоновскими). Как и следовало ожидать, ведущую роль в этих событиях играли квакеры, которые сочетали пацифистские религиозные принципы с чрезвычайно высокими достижениями в области торговли и промышленности, хотя здесь нельзя не упомянуть об утилитаристах и либеральных экономистах, которые также имели определённое влияние. Результатом этого стало появление первого в истории движения за мир: за 1815 г. в Соединённых Штатах Америки образовалось не менее трёх пацифистских групп, которые позднее объединились в Американское общество мира (American Peace Society), а в 1816 г. британский квакер Уильям Аллен (William Allen) основал Общество содействия всеобщему и постоянному миру (Society for the Promotion of Universal and Permanent Peace). За следующие несколько лет пацифистские общества появились также в Голландии, Франции и Швейцарии.
356