Книга британского историка — фактически беспрецедентная попытка ответить на вопрос об исторических последствиях и значении войн Наполеона.
Книга Исдейла — это своеобразная «анатомия славы» великой армии. Автор мастерски изображает перерождение полной революционного энтузиазма армии Республики 1793–1794 гг., черпавшей свою силу в чувстве гражданского и патриотического долга, в профессиональную армию, оторванную от народа, чуждую ему и пронизанную духом стяжательства. «Императору, — говорят воины «великой армии» в 1807 г., — не следует начинать войну, если у него нет денег, чтобы платить солдатам. Мы не хотим идти на смерть задаром». Вчерашние «волонтёры Свободы» превращаются в кондотьеров, искателей приключений, способных бесшабашно расстаться с собственной жизнью и, не задумываясь, отнять эту жизнь у другого. «Мы с удовольствием вышли в поход из Парижа, — вспоминал кирасир Императорской гвардии Жан Батист Баррес, — …Я особенно, ведь война была тем, к чему я стремился. Я молодой, здоровый, крепкий — считал, что невозможно желать ничего лучшего, чем бороться со всеми возможными несправедливостями; …всё заставляло меня смотреть на кампанию как на приятную прогулку, в которой если даже и потеряешь руки, ноги или голову, то по крайней мере развлечёшься». Везде, где появляются императорские орлы, наряду с «большой войной» начинается истребительная «малая война» против… коров, телят, свиней, кур. «Солдат, который идёт за провиантом, — пишет испанский наблюдатель, — никогда не возвращается с пустыми руками. Если нет коровы или быка, он пригоняет телят, свиней или овец. Он ведёт беспощадную войну с курами и ни во что не ставит хлеб и овощи. Деревня должна быть очень бедна, чтобы не удалось найти чего-нибудь повкуснее их пайков». Слова «грабёж и мародёрство, — замечает Исдейл, — …были начертаны на знамени великой армии».
Британский исследователь убедительно доказывает, что если Наполеон стремился «к перестройке Европы», то это ни в коей мере не было связано с альтруизмом… «если в империи, — пишет он, — и проводились реформы, то лишь для того, чтобы она ещё лучше служила его целям. Вместе с интеграцией с французской моделью происходила самая безжалостная эксплуатация». «Если нам вновь придётся прибегнуть к оружию, — говорил Наполеон, — я сяду на шею Европе… Италия даст нам сорок миллионов франков вместо двадцати… а Голландия — тридцать миллионов вместо ничего».
По мнению Исдейла, «Великая империя» Наполеона «олицетворяла не революцию, а возврат к просвещённому абсолютизму». Перечисляя привнесённые французским оружием перемены в европейских странах, такие как рациональные системы территориальной организации, введение унифицированных кодексов по французскому образцу, уничтожение феодализма, реформа судебной системы, подчинение церкви гражданской власти, формирование современного чиновничьего аппарата, реформа вооружённых сил (опять-таки в соответствии с французским стандартом), Исдейл ещё раз возвращается к вопросу о целях, которые Наполеон преследовал в этой связи: «…для Наполеона, — пишет он, — реформа представляла ценность только в той мере, в какой она способствовала его политическим и стратегическим целям… реформа была не целью, а скорее средством».
Исдейл смело отвергает расхожее мнение о том, что наполеоновские войны замедлили экономический рост в Англии, находя его «весьма небезупречным». Рассматривая реформы, проходившие в России, Австрии и Пруссии, он видит в них проявление той же политики просвещённого абсолютизма, которая характеризовала реформаторскую деятельности Наполеона в пределах «Великой империи». Отсюда он делает далеко идущий вывод о том, что в войнах 1803–1815 гг. «подобное воевало с подобным». Чрезвычайно любопытна оценка, данная Исдейлом переменам, происшедшим в Испании, Швеции и на Сицилии в эпоху наполеоновских войн. По его мнению, во всех этих странах «дворянство находилось в центре первоначального конфликта» и «именно война стала катализатором попытки надеть узду на королевскую власть».
Исдейл не приемлет оценки войны в Испании, России и Германии как «народной войны», причём вступает в полемику даже не столько с современными исследователями[5], сколько с Клаузевицем и Жомини, много, в своё время, рассуждавших о народном и освободительном характере войн.
5
См. например: