Хотя эти меры и принесли кое-какую пользу, — к 1801 г., например, у военных властей появились наконец более или менее достоверные данные о дезертирах и уклоняющихся от воинской повинности, — просто изменений в деятельности местной власти было недостаточно. Опорой префектов были военные ресурсы, которые стали мощнее и надёжнее: принимались меры по переброске батальонов национальной гвардии за пределы своей местности; в национальной жандармерии провели чистку, её укрепили надёжными солдатами-ветеранами, поставили над ними генерал-инспектора (Inspector General) и значительно увеличили по численности. Провели ещё несколько важных мероприятий: пауза в военных действиях после сражения при Маренго позволила направить значительные военные силы в глубь страны бороться с разбоем и ловить дезертиров; их действия подкреплялись введением санкций, включающих суд на месте, смертный приговор и его мгновенное исполнение.
Запуганный исключительными мерами, народ Франции очень хорошо усвоил, что любое противостояние чревато неприятными последствиями. Однако на политическое урегулирование после 18 брюмера Бонапарту было абсолютно наплевать. Хотя его, конечно, в первую очередь заботило усиление мощи государства — интересы которого, само собой, совпали с личными чаяниями диктатора, — он ведь прекрасно знал, что его правлению грош цена, если «мы не сможем в изобилии удобрить французскую почву гранитом»[86]. Это означало, что новый режим должен войти в доверие к основным элементам общества. Крестьянство, например, подкупали, вернув свободу отправления обрядов католической церковью, отобранную революцией. На руку было и сокращение набора в армию: в 1800–1805 гг. число новобранцев составляло всего лишь 78.000 человек в год. К тому же, что важнее всего, власть имущие стали пользоваться благоприятным для них вниманием. Так, «знати» гарантировали владение землёй, отобранной у церкви, в то же время и «бывшие» и «нынешние» получили значительное представительство в политических и административных структурах, созданных режимом. Это давало им щедрое жалованье и другие льготы, не говоря уже о высоком социальном статусе (кроме того, поощрялось возвращение бежавших из страны дворян: их с распростёртыми объятиями принимали на государственную службу и в армию)[87]. В связи с тем, что обучение в средней школе было высокооплачиваемым, оно приравнивалось к высшему образованию; выпускники не попадали в число новобранцев, их жизнь проходила в офицерском корпусе; фискальная политика Наполеона, опиравшаяся на прямое налогообложение, предоставляла им очень большие льготы; в общем, они были хорошо защищены Кодексом.
Наполеон, завоёвывая расположения отдельных слоёв общества, положил много усилий, чтобы убедить общественное мнение в соответствии его политики национальным интересам; пропаганда стала жизненно важным элементом его правления. Например, если «бывшим» и «нынешним» отдавали должное, так это отчасти потому, что они как предводители местного общества являлись посредниками между властью и людьми. В равной степени, если отработавшее своё законодательное собрание и продолжало собираться в Париже, то исключительно потому, что оно представляло собой трибуну, где Наполеон мог оправдать действия и превознести свои достижения. Более того, на службу в качестве рупора правительства была поставлена культура. Взять, например, газеты[88]. С одной стороны, Наполеон ввёл жёсткую цензуру, а с другой, стремился, чтобы его обращения стали достоянием широкой гласности, он добился удешевления газет, журналов и чтения вслух в общественных местах. К тому же писателей, поддерживавших правление, ждало покровительство, а тех, кто был не согласен, отправляли в тюрьму или изгоняли из страны. Область образования неукоснительно попадала под государственный контроль, студентов лицеев заставляли носить униформу, заниматься муштрой и учиться по разработанному государством учебному плану, в котором практические знания сочетались с идеологией. Церковь, получившая свободу отправления религиозных обрядов, вскоре обнаружила, что религию стали использовать в интересах диктатора — по случаю нашли даже святого Наполеона, а кафедру — в качестве трибуны для политической пропаганды. Наконец, искусство — живопись, музыка, архитектура, — как водится, отражало достоинства имперского правления, чему мы обязаны появлением стиля ампир[89].
Итак, благодаря стечению обстоятельств, Наполеон восстановил порядок во Франции и, таким образом, создал предпосылки для превращения имеющихся ресурсов в реальную военную мощь. Следует, однако, подчеркнуть, что преобразование Франции не было столь радикальным, как доказывают многие биографы французского правителя: борьба с разбоем тянулась долгие годы, многие мэры продолжали попустительствовать уклонению от призыва, а сопротивление набору в армию так и осталось чрезвычайно серьёзной проблемой. Тем не менее, Наполеон сделал достаточно, чтобы покончить со страшным беспорядком времён Директории, и опирался теперь на государственную систему, которая будет в состоянии снабжать его солдатами и деньгами до тех пор, пока его требования будут разумными. Кроме того, если положение Франции сравнить с тем, в котором находились её противники, связанные привычками «старого режима», и прежде всего защитой их корпоративных привилегий, то сравнение будет не в пользу последних. Имея системы воинской повинности, затрагивавшие лишь небольшую часть населения, из-за множества социальных, профессиональных и территориальных лазеек, а также административное руководство, печально известное повальной неразберихой и отсутствием логики, ни одна континентальная держава не могла и надеяться на то, чтобы сравниться с Францией в наличии ресурсов и эффективности их использовании.
86
Цит. по:
87
88
89