В. Н. Гартевельд пробовал себя в разных жанрах:
Приложение
Два очерка Вильгельма Гартевельда из книги «Каторга и бродяги Сибири» (1912)[96]
Это было в Тобольске, в первых числах июля.
Я только что вышел из ворот каторжной тюрьмы после записывания там песен, как заметил около них, кроме обязательнаго караула, еще какую-то женщину, которая, принимая от дежурного надзирателя пустой глиняный горшок, оживленно о чем-то разговаривала с ним.
Я только расслышал, что она обещала куда-то прийти «и завтра», на что старик надзиратель заявил: «Чтоб это было в последний раз, а то, — прибавил он, — с вами еще беды наживешь».
Обратив мало значения и на женщину и на разговор, я отправился дальше.
Не торопясь, прошел я мимо губернскаго музея и скоро поравнялся с памятником Ермака, откуда открывается дивный вид. Здесь я решил присесть и немного отдохнуть.
Вечерело.
Под моими ногами лежал город, широкий Иртыш, леса и бесконечныя степи…
Прибавьте к этому нигде в мире не встречающиеся сумерки, окутывающие всю природу каким-то розово-фиолетовым цветом. Явление совершенно исключительное по своей сказочности, встречающееся только в Северо-Западной Сибири. Не только вся природа, но и лица людей, ваши руки, как будто просвечивают таким оттенком. Если-б художник подобными красками написал картину, ему бы пожалуй, не поверили.
Я наслаждался молча и видом и феерическим освещением, как вдруг услышал сзади себя женский голос:
— Можно присесть около вас?
Оглянувшись, я, к своему удивлению, увидел ту самую женщину, которую встретил при своем выходе из тюремных ворот.
Я ответил:
— Пожалуйста. Места много.
Она молча села около меня на траву, поставив свой глиняный пустой горшок возле себя.
Мы оба молчали довольно долго. В то же время, я довольно внимательно осматривал свою соседку.
Это была молодая женщина лет 25–27, ясно выраженнаго южнаго типа. Смуглый цвет лица, вьющиеся волосы цвета «воронова крыла», большие темные глаза и слегка горбатый нос сразу напомнили мне далекий Кавказ. Одета она была бедно, но с претензией на франтовство и шелковая пестрая косынка шла к ея высокой, прямо-таки величественной фигуре.
Удивительны были ея глаза, похожие на глаза испуганной лани, хотя в них и проглядывало что-то наглое и хищное.
Наконец, она обратилась ко мне с вопросом:
— Вы, кажется, были в каторжной тюрьме, господин?
Говорила она с сильным кавказским акцентом, который я не считаю нужным передавать. Дело впоследствии оказалось вовсе не в акценте.
— Да, — ответил я, — как раз перед вами я вышел оттуда.
— А что вы там делали? — в свою очередь задал я вопрос.
— Я приносила мужу люла-кебаб, — сказала она. — Мы оба грузины из Кутаиса, а в тюрьме ведь наших кушаний не готовят.
«Еще бы!» — подумал я.
— А надолго ваш муж заключен? — спросил я.
— Всего на 15 лет, — как-то решительно произнесла она.
— И давно тут?
— Да всего около полугода, — ответила она.
На мой вопрос, видится ли она с мужем, она мне рассказала, что 4 месяца назад им были разрешены свидания в тюрьме через решетку, но потом их запретили.
Я удивился и стал объяснять ей, что она, как жена, имеет законное право на такия свидания и поинтересовался узнать, отчего именно ей запретили видеться с мужем? Она как-то замялась и пробормотала:
— Не знаю, господин… что-то… вышло… не так…