«Есть еще одна очень забавная фотографическая неверность; об ней, конечно, говорить бы не стоило. Арестанты в кандалах, один даже натер себе рану от них, а все без подкандальников. Будьте уверены, что не только нескольких тысяч, но даже одной версты нельзя пройти без кожаных подкандальников, чтобы не стереть себе ногу. А на расстоянии одного этапа без них можно протереть тело до костей. Между тем их нет. Вы, конечно, их забыли, а может быть и не справились совершенно с действительностью. Разумеется, нельзя ставить этого в значительный недостаток, хотя это почти точно то же, как если б кто рисовал лошадей без хвостов. Вы сами же гнались за фотографическою верностью; оттого мы это и замечаем».
Если уже и в ту пору подкандальники являлись обязательным предметом личной гигиены каторжанина, то с наступлением века XX, когда общество твердо стояло на платформе либерализации и гуманизма, лишать г-на Тахчогло сего предмета — большое свинство. Однако из текста Гартевельда выясняется, что подобное свинство в тобольской тюрьме не носило характера системного, а всего лишь являлось следствием локального, межличностного конфликта:
«Н. Л. Скалозубов передал мне свою беседу с начальником тюрьмы о Тахчогло. Тахчогло, сказал г. Могилев, один, который отравляет мое существование, его я ненавижу, и если бы он был на воле, я бы дал ему по физиономии. Скалозубов возразил на это, что на воле он свободен поступать, как ему угодно, но в тюрьме он не имеет права проявлять свою ненависть».
В общем, и дал бы по роже, да мундир не позволяет. Между прочим, в данном случае налицо пример редчайшей выдержки и самодисциплины. Ибо что есть полицейская жестокость? Это, грубо говоря, ситуация, когда люди в форме под влиянием полученных на работе стрессов начинают поступать так, как поступили бы обычные граждане, лишенные самодисциплины полицейского. Оборот «отравляет мое существование» — опять же пределикатнейший. Свидетельства, оставленные современниками, убедительно доказывают, что к тому времени политические, почувствовав слабину властей, окончательно распоясались. И в основной массе своей вели себя с тюремным начальством вызывающе дерзко. Если не сказать — по-хамски. Эта тенденция начала зарождаться еще в 1880-е, о чем красноречиво рассказывается в ранее поминаемых воспоминаниях Владимира Короленко. В той части, где автор описывает свое пребывание в ссылке в Якутии:
«Вообще надо заметить, что арестованные тогда и арестованные в наше время (начало 1880-х. — И. Ш.) держали себя совершенно иначе. Известно, как унижались перед самодержавием и лично перед царем многие декабристы. Известно, что от этого упрека не были свободны также и петрашевцы. <…> Иные времена, иные нравы, и нельзя прилагать одну мерку к разным поколениям. Тогда еще было обаяние, которое к нашему времени совершенно исчезло. Просить пощады считалось унизительным, и люди предпочитали смерть. И, быть может, лучшим предвестником гибели строя было именно это отношение к нему побежденных»[63].
Заключенный Тахчогло, по всему видать, был как раз из этой, «иного времени», категории. Так что я во многом понимаю главтюремщика Могилева, которому пришлось столкнуться с принципиально новым типом идейных сидельцев. Понятно, что на его веку и раньше попадались и качатели прав, и откровенные наглецы, и прочие трудные. Но большинство из них все же проходили по разряду, некогда гениально сформулированному одним из советских «вертухаев», оставившему в личном деле заключенного лаконичную характеристику: «Пуглив, если прищемить, но временно может вести себя нагло».
(4). …в тюремной больнице лежат больные в кандалах
Есть такое дело, этот момент Гартевельд в своей книге также упоминает:
«В больничном режиме меня поразили два явления:
1) Большинство больных были в кандалах.
Когда я обратился с вопросом по этому поводу к администрации, мне заявили, что снятие кандалов зависит от врача. А доктор Дунаев сказал мне потом, что снятие кандалов, хотя бы на время, только во власти администрации…
2) Почти все больные при нашем входе вскакивали с коек и вытягивались во фронт…»
В части правомерности применения кандалов тюремная администрация здесь руководствуется положениями «Правил Главного Тюремного Управления» от 28 июня 1907 года. А именно — пунктом № 2, гласящим, что «все арестанты разряда испытуемых, не исключая и происходящих из привилегированного звания, должны содержаться в кандалах, которые могут быть сняты согласно правилам указанного устава и циркулярным разъяснением Главного Тюремного Управления, с разрешения Губернатора и Тюремного Инспектора». При этом время пребывания в так называемом отряде испытуемых строго регламентировано: осужденным бессрочным — восемь лет; присужденным к каторжным работам на срок свыше 20 лет — пять лет; присужденным к каторжным работам на 15–20 лет — четыре года и т. д…