(5). …так называемый «горячий карцер»
И подобного рода эпизод в книге Гартевельда встречается:
«Я посетил, между прочим, знаменитый «горячий карцер», о котором в Тобольске ходит масса самых ужасных легенд. Говорят, что в этом карцере наказанные задыхаются от жары. Температура в нем, действительно, сильно повышена, и долго пробыть в нем никто не может. Во время моего посещения в этом карцере сидело двое арестованных. Когда я спросил г. Могилева о причине этой жары, он объяснил мне ее неудачным устройством печей».
Если допустить, что начальник тюрьмы, давая разъяснения «по поводу температуры», как в случае с плеткой, вешает нашему герою лапшу на уши, приходится признать, что цинизм г-на Могилева зашкаливает. Иное дело, что…
Возможно, выражу мысль крамольную, но — отчасти и как бывший сотрудник органов внутренних дел, признаюсь, что, невзирая на описанные выше безобразия, все равно невольно сочувствую тобольскому главтюремщику, на балансе которого числилось шесть сотен отнюдь не агнцев. И прекрасно понимаю, с какого рода трудностями тому приходилось сталкиваться по роду службы. Даже когда Могилев признается Гартевельду, что в тюрьме он широко практикует такой способ наказания, как «телесное наказание розгами» (до ста ударов по единоличному распоряжению), аргументация начальника тюрьмы представляется достаточно убедительной:
«— Вы знаете, — сказал он мне, — что в моем распоряжении я всего имею 70 человек надзирателей и 20 человек солдат. А для арестантов выбить скамейкой двери, — детская игра, чему бы я, в случае коллективного восстания, с такими ничтожными силами, воспрепятствовать не мог. Единственное средство держать их в повиновении — это страх».
(6) «пытаясь раскрыть перед премьером страшные беззакония тюремного начальства»
Даже не знаю, как это комментировать. Вот у меня перед глазами оригинальная программка лекции-концерта г-на Гартевельда. В первом отделении — доклад, который «автор прочтет лично». Далее идет содержание доклада: за п. 1 «Современная каторга» (видимо, здесь общие сведения «научно-популярного» характера), а вот уже в п. 2. «Улучшение участи заключенных в последнее время»… И во что прикажете верить? В «страшные беззакония» или все-таки в «улучшение участи»? Между прочим, учинять беззаконие тюремной администрации — себе дороже, особенно в случае с уголовным каторжным элементом. О чем наш Вильгельм Наполеонович прекрасно осведомлен:
«У уголовного есть одна удивительная особенность: он свято стоит за то, чтобы все было «по закону». Он безропотно ложится под какое угодно количество розг, если они будут даны «по закону». Но он поднимет бунт, готов убить надзирателя, выломать двери, если ему не дадут 1/100 доли того золотника коровьего масла, которое он имеет по закону в виде приправы в каше».
Вот такая, понимаешь, каша с маслом…
Ну да завяжем на время с живописанием тогдашнего тюремного быта. Уже хочется вырваться из мрачных застенков на волю. Вернуться домой, затопить камин, плюхнуться в кресло-качалку и раскрыть первый подвернувшийся под руку книжный томик. Пускай бы и авторства тов. Савчука.
Итак… Возвращаясь к роману «Прямой дождь». Точнее — к его эпизоду, где фигурирует наш герой. Вывод напрашивается однозначный: Савчук и в самом деле выписывал его по мотивам очерковых заметок Гартевельда, но интерпретировал эти мотивы в контексте собственного художественного замысла. Так с легкой руки советского писателя наш дражайший Вильгельм Наполеонович сделался пускай проходным, но литературным персонажем. Персонажем, устами которого обличается царский режим. Вот только в реальной жизни таковым обличителем Гартевельд не был. Опять же — к тому времени Вильгельм Наполеонович прожил в России три десятка лет и не одну собаку съел в части мимикрирования в суровых местных реалиях. Знал он и о том, что те самые политические совершили несколько покушений на жизнь Столыпина. Причем последнее, в ходе которого сам премьер не пострадал, унесло жизни двадцати семи ни в чем не повинных людей[64]. Так что, мягко говоря, нелепо выставлять нашего героя таким вот простодушным идиотом, дерзнувшим досаждать Столыпину, выражаясь словами профессора Преображенского, «советами космического масштаба и космической же глупости». Короче, решительно отказываюсь поверить в подобный диалог.
64
Речь идет о теракте 12 августа 1906 года, когда на даче Столыпина на Аптекарском острове в результате взрыва пострадало более 100 человек: 27 человек погибли на месте, 33 — тяжело ранены, многие потом скончались. В числе пострадавших были дети Столыпина — Наталья (14 лет) и Аркадий (3 года): у Натальи были раздроблены кости ног, несколько лет она не могла ходить, ранения Аркадия оказались менее тяжелыми.