В предпоследний день января 1909 года Гартевельд солировал на заседании комитета Общества славянской культуры — той самой общественной организации, поддержкой которой он, как мы помним, заручился перед тем, как направиться в сибирский вояж. В ходе отчетного доклада наш герой исполнил несколько песен на фортепиано. Как потом отписывала пресса, «все очень понравившиеся». В качестве своеобразного алаверды присутствовавший на заседании мастер на экспромты Владимир Гиляровский тут же ответил Наполеонычу стихотворением:
Столь эмоциональный отклик «дяди Гиляя» на доклад Гартевельда вполне предсказуем. По молодости, до того как стать популярным журналистом и литератором, Владимир Алексеевич немало побродяжничал по свету, о чем ярко поведал в книге «Мои скитания». Опять же — эти двое к тому времени успели творчески посотрудничать: на стихи московского журналиста шведский композитор написал романс «К чему вражда?», выпущенный в 1905 году с посвящением другу Гиляровского Федору Шаляпину. Кстати сказать, с Федором Ивановичем был знаком и наш Наполеоныч. Более того, в шаляпинской концертографии встречается упоминание об их совместном концертном выступлении:
«6 декабря 1900 года. Рязань. Шаляпин участвует в концерте в зале Дворянского собрания вместе с композитором В. Гартевельдом, певицами Мельгуновой, Валевской и Прядкиной. В программе: «Баллада» Рубинштейна, «Ночной смотр» Глинки, «Судьба» Рахманинова. Много поет сверх программы».
Позднее в репертуаре Шаляпина будет присутствовать песня на стихи Некрасова «Двенадцать разбойников», записанная на народный мотив в авторской аранжировке Гартевельда. Равно как и знаменитая «Есть на Волге Утес» — опять-таки в гартевельдовской музыкальной интерпретации…
Готовясь к главному и решительному наступлению, Вильгельм Наполеонович продолжает вести активную арт-подготовку. 18 февраля он выступает с докладом о своем путешествии на заседании Музыкально-этнографической комиссии Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. А два дня спустя солирует в аудитории московского Политехнического института. Короткая запись о выступлении в Политехе встречается в дневнике доктора Валериана Величко:
«21 февраля. Вечером Ука с Зоей были в Университете на лекции Умова «Как наука делает неощутимое видимым и познаваемым». А Наташа была со мной в Политехническом музее на лекции Каблукова «О музее изобретений в Мюнхене». А затем было сообщение Гартевельда «Песни, записанные на каторге, в рудниках, в Сахалине и другие Сибирские песни». Тяжёлое впечатление, но очень интересно. Песня колыбельная о палаче вызвала такое чувство, что хотелось бежать, близкое к истерике. Хорош мрачный подкандальный марш; песня бродяг — хор подтягивает, как завывает ветер в лесу».
Приблизительно к тому времени дюжина каторжных песен в обработке Гартевельда, включая потенциально хитовый «Подкандальный марш», записывается на граммофонные пластинки. Именно они вскоре прозвучат со сцены зала московского Благородного собрания в триумфальном апрельском концерте Гартевельда. Причем в качестве своеобразного маркетингового хода на пластинках и в сопутствующих рекламных материалах будет указано, что записи произведены с участием некоего «ХОРА КАТОРЖНИКОВ». Разумеется, мифического. Ибо понятно, что оборудовать студию звукозаписи в стенах тобольского острога, дабы записать подлинные голоса подлинных сидельцев, не под силу даже нашему проныре со всеми его связями.
Понятно, да не всем. Многие из тогдашней почтеннейшей публики на хор каторжников купились. Причем сей рекламный трюк продолжал срабатывать и позднее, уже в советский период, когда за пластинками Гартевельда начнут охотиться коллекционеры-меломаны. Вот как описывает этот момент украинский собиратель песенных редкостей Анатолий Железный в своей книге «Наш друг — грампластинка»: