Ну, и как тут, скажите на милость, нашему почтеннейшему и интеллигентнейшему Вильгельму Наполеоновичу тягаться с такой публикой? В одиночку против целого шоу-бизнеса не сдюжить. Что тогда, что теперь.
Хотя нельзя не отметить, что Гартевельд все-таки предпринимал попытки сыграть и на этом, пускай и не самом привлекательном для него поле. Так, к летнему сезону 1910 года он подготовил представление в декорациях и костюмах «Песни каторжан в лицах». Премьера должна была состояться на эстраде московского сада «Эрмитаж». Уже вовсю сооружались декорации, что должны были изображать эдакий «владимирский централ», готовились костюмы, аксессуары (все те же кандалы, цепи…). Однако в итоге спектакль был запрещен московскими властями за несколько дней до премьеры.
«Концерт «Песни каторжан в лицах» в саду «Эрмитаж», а также на иных столичных сценах, если будет испрошено на то разрешение — проводить не дозволяю…»
В данном случае ключевая фраза «если будет испрошено на то разрешение». Похоже, Гартевельд, уверовав в свою, доселе неизменную удачливость, не озаботился предварительной литовкой представляемого на суд публики материала. Материала, по сути, старого, проверенного, но — в новой упаковке. (Гартевельд большой мастак готовить из одного ингредиента все виды блюд.) Но цензоры в этот раз оказались осмотрительнее и поставили зарвавшегося продюсера на место.
Пытаясь разрулить ситуацию, Наполеоныч берется за перо и, взяв за основу сценарий запрещенного эстрадного представления, оперативно ваяет либретто «бытовой драмы с пением в 3-х действиях». Под названием «Бродяги (песни сибирских беглых и бродяг в лицах)». Каковую рукопись он предоставит в Цензурный комитет уже 16 сентября 1909 года.
Гартевельдовские «Бродяги» задуманы как своего рода мюзикл, в котором звучат двадцать три песни из сборника «Песни каторги». Песни эти возникают по мере развития сюжета, причем далеко не всегда оправданно. Вообще, после ознакомления с гартевельдовским либретто складывается стойкое ощущение, что в данном произведении первичны именно песни, а сам сюжет — не более чем неизбежная, в угоду цензорам, повинность. Безыскусная, но с морализаторским уклоном. А сам сюжет явно подрезан у Лескова и является грубой калькой с «Леди Макбет Мценского уезда». Судите сами: жена завела роман с беглым каторжником; любовники убивают мужа, забирают его деньги, поджигают дом и сбегают; чудом выживший муж отправляется на поиски жены, которую по-прежнему любит, таки находит ее, падшую, в компании бродяг, берется ее спасти, но — не успевает. Далее уже он, мстя, убивает всех и теперь сам предстает перед судом. Такое вот бесхитростное обрыдалово.
Ныне гартевельдовская рукопись «Бродяг» хранится в архиве Санкт-Петербургской государственной библиотеки. На титульном листе ее красуется жирный красный штамп: «К представлению признана неудобным» (20.09.1910). То бишь — и в таком виде тогда не прокатило. Лишь пять лет спустя либретто Наполеоныча с небольшими правками и с новым названием («Беглец») все-таки будет разрешено к исполнению. Но к тому времени сценические каторжные страдания на фоне реальных ужасов реальной войны будут российской публике, мягко говоря, до фонаря. Все, новые песни придумала жизнь…
Но это случится позднее. А пока раздосадованный Наполеоныч решает подзавязать с концертами и песнями и берется за монетизацию каторжной темы уже посредством сугубо реалистичной прозы.
Нет, это просто потрясающе! Какой недюжинный предпринимательский талант!
И на живых концертах подзаработал.
И с нотных изданий за каждый проданный экземпляр получает авторскую копеечку.
И «Граммофону» загнал монопольное право на издание пластинок (впоследствии конкурент «Граммофона» — «Метрополь-Рекорд» за немалые деньги откупит у Гартевельда большую часть собранных им композиций с исключительным правом записи).
Волей-неволей вспоминается анекдот с бородой про алкаша, который выжимает над стаканом смоченную в водке дохлую кошку, приговаривая: «Ну, кисонька, ну лапонька, еще капельку…»
Часть девятая
Нос по ветру
Поражение не бывает ни тотальным, ни окончательным. И если победа воодушевляет, то поражение заставляет задуматься.
В 1911 году в январском и февральском номерах журнала «Русское богатство» был опубликован цикл путевых сибирских очерков Гартевельда под общим заголовком «В стране возмездия». Тираж «Богатства» балансировал в районе десяти тысяч подписчиков. Даже для толстого издания цифра по тем временам считалась небольшой, так что говорить о «Русском богатстве» как о массовом журнале не приходится.