Выбрать главу

Вот такая история. По итогам которой в негласно, «для внутреннего употребления» складываемом портфолио Наполеоныча, в разделе «каких великих людей я лично знавал», появится еще одна громкая фамилия. Она ему пригодится в Швеции, незадолго до смерти, когда Гартевельд, продолжая время от времени перебиваться лекциями о России, которую он потерял, выпустит сборник мемуарных очерков под общим заголовком «Черное и красное: Трагикомические истории из жизни старой и новой России» (1925).

* * *

В большевистской России Гартевельд и его невеликое семейство прожили год.

Новая власть Наполеоныча хоть и не облизывала, но, в общем и целом, ему благоволила: и как пострадавшему от былых запретов и гонений на песенно-каторжный репертуар, и как объекту нападок реакционеров-черносотенцев, и как народному «просветителю» (исключительно удачно в 1910-е Гартевельд вписался в Народную консерваторию — и профессора получил, и бонусы перед новой властью выслужил!) Опять же, иностранный специалист на службе пролетариата — это советской власти в зачет и в престиж.

В те первые постреволюционные месяцы Гартевельду покровительствовал нарком просвещения Луначарский, игравший важную роль в деле привлечения старой, «царской» интеллигенции на сторону большевиков. Именно благодаря Анатолию Васильевичу ныне мы имеем уникальную возможность увидеть старика Наполеоныча, так сказать, воочию.

1 июня 1918 года на экраны молодой советской республики вышел первый советский киножурнал — «Кинонеделя». Один из сюжетов в нем был посвящен вечеру памяти Карла Маркса, который состоялся в Москве 5 мая в столетнюю Марксову годовщину (по иронии судьбы, на этот день в том году выпал праздник Светлой Пасхи). В ходе сюжета появляется титр «Устроители митинга во главе с А. В. Луначарским и собирателем песен каторги Гартвельдом», и далее на протяжении пяти-шести секунд мы можем лицезреть нашего героя, оживленно беседующего со стоящими по обе стороны от него молодыми дамами в белых платьях. Тут же, по левую руку, и улыбающийся Луначарский…

Весьма полезным для Наполеоныча стало и давнее близкое знакомство с семьей композитора, пианиста, общественного деятеля Александра Гольденвейзера (напомню, он был одним из первых слушателей партитуры гартевельдовской «Песни торжествующей любви»). В отличие от большинства коллег по творческому цеху, Александр Борисович легко и органично вписался в новую российскую реальность. Что неудивительно — работа с широкими народными массами была ему близка и знакома. До революции Гольденвейзер устраивал концерты для рабочей аудитории, регулярно выступал в доме Российского общества трезвости, организовывал в Ясной Поляне концерты-беседы для крестьян, вместе с Гартевельдом преподавал в Народной консерватории. Ну, а сразу после революции охотно принял предложение Луначарского и возглавил так называемый «Музыкальный совет»:

«В конце 1917 года я узнал, что при «рабочем кооперативе»… организовался «неторговый» отдел. Этот отдел начал заниматься устройством лекций, концертов, спектаклей для обслуживания широких масс населения. Я отправился туда и предложил свои услуги. Постепенно дело разрослось. Впоследствии эта организация перешла в ведение Моссовета и была передана Московскому отделу народного образования (МОНО) и существовала до 1921 года. У нас образовались отделы: музыкальный (концертный и образовательный), театральный, лекционный. Я возглавлял концертный отдел, в работе которого участвовал ряд видных музыкантов. Мы организовали концертные бригады. В моей бригаде участвовали Н. Обухова, В. Барсова, Н. Райский, Б. Сибор, М. Блюменталь-Тамарина и др… Наши бригады обслуживали заводы, фабрики, красноармейские части, учебные заведения, клубы. Мы ездили в самые отдаленные районы Москвы, зимой на розвальнях, а в теплое время — на ломовых полках; выступали порой в холодных, нетопленных помещениях. Тем не менее, работа эта давала всем участникам большое художественное и моральное удовлетворение»[87].

Судя по всему, к подобной культмассовой работе Гольденвейзер время от времени привлекал и нашего Наполеоныча, каторжные песни которого, с некоторых пор позабытые-позаброшенные, ныне — самый тот, востребованный формат. Особенно популярны они в среде бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев.

Советские пластинки 1920–30-х годов с песнями «тюрьмы, каторги и ссылки»
вернуться

87

А. Б. Гольденвейзер. Статьи, материалы, воспоминания. — М., 1969.