— Меня всё устраивает. — А что ещё можно ответить?
— Ты снова солгал, но эта ложь намного опаснее для тебя, чем для всех остальных, — нравоучительно заметила Магрит.
— Как всегда, — согласился я.
— Когда-нибудь ты поймёшь: для того чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно очень и очень немногое, — печально улыбнулась сестра. — Не скучай!
Угу. Постараюсь. В конце концов, скука — моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдём чем заняться.
— Ты что делаешь, негодник?! — завопил у меня над ухом Гизариус.
Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчёрканные листки:
— Р-работаю…
— Я вижу, КАК ты работаешь! Извёл всю бумагу! Лучшую! Что всё это значит?!
Он выхватил у меня один клочок.
— «Д», «Г», «Р», «Р-неР»… Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!
Доктор опасно приближался к истерике, и я поспешил успокоить:
— Да ладно, стоила… Не самое высокое качество, кстати. И если уж вас так печалит, что я истратил несколько…
— Несколько?!
— Я могу написать пару слов своему знакомому, и он с радостью пришлёт столько бумаги, сколько захотите.
— Какому ещё знакомому? — Энергия доктора плавно перекочевала из гнева в любопытство.
— Есть один… Кстати, бумагу может достать самую лучшую, из того тростника, что растёт в верховьях Сина.
Глаза Гизариуса хитро сощурились.
— Ну-ка рассказывай, откуда у тебя такие знакомые.
— Откуда… Я же не всю жизнь нахожусь у вас в услужении, — буркнул я, порядком устав от беседы на повышенных тонах.
— Хорошо… Пиши!
— Что?
— Ты же сказал: пару слов знакомому…
— Ах это… Даже писать не надо: найдёте в столице лавку купцов иль-Руади и скажете хозяину, что Джерон просил оказать любезность… Вроде того.
— Вот сам и скажешь! — довольно заявил доктор.
— Почему это сам? — неприятно удивился я. Не то чтобы вашему покорному слуге не хотелось встречаться с Заффани и его отцом, но перспектива отбора невест, которая немедленно последует за этой встречей, меня не особенно радовала.
— А мы будем в Виллериме в середине зимы! — победно провозгласил Гизариус.
— Зачем?
— По делам!
Хороший ответ. Вот только по чьим делам? По его или по моим? Сдаётся мне, что наши дела существенно разнятся…
— Ну и скажу! — надулся я. — Думаете, испугаюсь?
— Временами я сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, — заметил доктор.
Фыркаю:
— Неправильный вывод! Я отъявленный трус. И всего боюсь.
— Один мудрый человек сказал: «Бояться — не значит трусить. Бояться — значит быть осторожным», — усмехнулся Гизариус.
Поднимаю руки:
— Сдаюсь!
— Покажи горло, — велел доктор.
Я послушно открыл рот и вытерпел прикосновения ложки к языку.
— Вполне здоров, — удовлетворённо кивнул дядя Гиззи.
Мой печальный вздох по этому поводу не остался незамеченным.
— Нравится болеть?
— Не-а.
— Тогда что?
— Не нравится работать.
Он хмыкнул:
— А не скучно без работы-то?
— Мне никогда не бывает скучно.
— Даже одному?
— А кто вам сказал, что я один?
Глаза Гизариуса округлились.
— Но…
— Я всегда с самим собой!
Доктор ошарашенно выдохнул и качнул головой:
— Всё, зарекаюсь с тобой спорить!
— Почему? — искренне удивился я.
— Потому что спор постоянно выходит из-под контроля!
Довольно ухмыляюсь, сгребая свои заметки в кучу.
— Ты составил опись?
— Почти.
— Почти?
— Осталось совсем немного. — Изображаю на лице невинную уверенность.
— Учти, пора заканчивать! Нам нужно готовиться к отъезду…
— Нам?
— А ты предпочтёшь остаться здесь? — подколол меня доктор.
— Нет, конечно. Но я думал, что мой хозяин…
— У него много забот и без тебя, — сообщил Гизариус.
— Значит, я забота? — Наигранно обижаюсь.
— В некотором роде… — Он увильнул от прямого ответа.
— Ну если так… — Я сузил глаза, подбирая слова подходящей к случаю обвинительной речи, но мои планы были грубо нарушены.