Я резко вздыхаю, замираю, когда папа сбрасывает с меня одеяло с простыней и швыряет их на пол.
— Папочка, что ты делаешь? — заметив его яростные зеленые глаза, начинаю плакать.
Он рывком поднимает меня с кровати, сжимая мой бицепс с такой силой, что кожу саднит.
— Ай, папочка! — вою я и хромаю, пока он тащит меня в ванную.
Создаётся такое ощущение, будто папа в любую минуту вырвет мне руку из сустава.
Что он делает?
Я наблюдаю, как папа закрывает слив в раковине, набирает воду. Пальцы его второй руки впиваются в мою плоть. Мое дыхание учащается.
Дёрнув меня ближе к себе, он кричит:
— Кто ты?
Слезы льются из глаз, я всхлипываю.
— Твоя дочь.
— Неправильный ответ, — обхватив заднюю поверхность шеи, папа окунает мою голову в раковину.
Нет!
Я судорожно вздыхаю, глотая воду. Упираюсь обеими руками в края раковины, сопротивляясь, но он слишком силён. Мотаю головой, ладони скользят, но у меня никак не получается высвободиться.
Вода заполняет нос. Я зажмуриваюсь, потому что глаза обжигает.
Внезапно папа поднимает меня.
— Папочка, перестань! — я кашляю, отплёвываясь. Вода стекает с моих спутанных прядей, подбородка.
Его громогласный голос пронзает пространство:
— Хочешь умереть, Клэр? — он снова злобно дергает меня за голову. — Поэтому ты так поступила, да?
— Нет.. — отвечаю поспешно, прежде чем папа окунает меня обратно, перекрывая доступ кислорода. Мне едва хватает времени подумать или подготовиться. Разум застилает чёрной пеленой. Я испускаю вопль под водой.
«Отец меня не убьёт», — говорю себе. Но мне больно. Внутренние поверхности запястий саднят. Кажется, раны опять кровоточат.
Он поднимает меня. Я тянусь назад, хватаю его за руку, рыдая.
— Кто ты? — гаркает папа в очередной раз.
— Твоя дочь! — мое тело трясётся от страха. — Папочка, хватит! Я твоя дочь!
Я плачу, дрожу. Перед моей ночной рубашки промок, вода течёт по ногам.
Он рычит у меня над ухом:
— Ты не моя дочь. Моя дочь не сдаётся. На дороге не было тормозных следов, Клэр. Ты врезалась в дерево намеренно!
Я качаю головой, сопротивляясь его хватке. Нет. Нет. Я врезалась не нарочно.
Во рту накапливается вязкая слюна. Я зажмуриваюсь, вспоминая о том, как покинула дом Кирилла, как пряталась в доме отца в окрестностях Питера. Я взяла одну из его машин, и… нет, я не пыталась врезаться в дерево.
Тело дрожит, боль пронизывает горло.
Я просто отпустила руль.
О, Боже.
Я жадно и как можно чаще дышу, плачу, поскуливая. Что, черт возьми, со мной случилось?
Спотыкаюсь, когда отец толкает меня спиной в стену рядом с раковиной. Не успеваю выпрямиться, как его ладонь с оглушительным шлепком ударяет меня по щеке. Я морщусь от жалящего ощущения, разлившегося по коже.
— Перестань! — гневно ору, несмотря на стоявшие в глазах слезы.
Папа хватает меня за плечи, снова прижимает к стене. Я вскрикиваю.
— Заставь меня, — бросает он с вызовом.
Мои кулаки врезаются ему в грудь, и я, приложив все свои силы, отталкиваю его.
— Хватит!
Сделав шаг назад, чтобы удержать равновесие, папа опять возвращается, обхватывает руками мою голову.
— Думаешь, я не чувствовал себя опустошенным, когда мать забрала тебя? — спрашивает он с горестным взглядом. — Проклятье, я каждую стену в доме проломил кулаками, Клэр. Но я стерпел. Потому что именно это мы и делаем. Мы терпеливо глотаем глыбы дерьма, которыми нас потчует жизнь, пока не выстроим внутри себя такую прочную стену, какую ничем не пробьёшь, — папин голос, прерываемый поверхностными вздохами, звучит тише, увереннее. — На это я рассчитывал. Я позвонил ей забрать тебя, потому что знал - эта шалава сделает тебя сильнее.
Сжимаю зубы, пытаясь остановить слезы, смотрю на него. Я люблю своего отца, но не могу любить его за то, что он позволил матери увезти меня. Полагаю, папа думает, будто таким образом он пытался спрятать меня от своих врагов. Сделала ли меня сильнее жизнь с матерью? Нет, конечно. Только взгляните, какая я сейчас: сломленная, лью слезы. Я не сильная.
— Нельзя сдаваться. Нельзя отступать! — орет папа. — У тебя будет другая любовь, другие дети, — яростно рычит он, тряся мою голову и глядя на меня пристально. — А теперь. Глотай. Боль! Глотай!
Вдох, выдох.
Вдох, выдох.
Лицо Кирилла всплывает в памяти. Я крепче сжимаю челюсти. Воспоминания о моей прерванной беременности врезаются в его образ. Мои зубы скрипят. Слышу голос матери. Язык пересыхает. Сглатываю огромный ком, застрявший в гортани, вместе с воспоминаниями обо всем, обо всех, и чувствую, как разум проясняется.
Прошлое до сих пор внутри меня. Словно тяжёлый груз.
Однако теперь оно утихло, похороненное в глубине живота.
Папа отпускает мою голову, проводит большим пальцем по щеке, берет за подбородок.
— Ну, кто ты? — настойчиво спрашивает он.
— Клэр Пирс.
— Где ты родилась?
Мой голос звучит спокойно.
— Бостон.
Отец отступает на шаг, предоставляя мне больше пространства.
— И чем ты хочешь заниматься в жизни?
Наконец-то смотрю на него, шепчу:
— Я хочу конструировать вещи.
Папа наклоняется, целует меня в лоб, затем смотрит в глаза.
— Что бы ни происходило на поверхности моря, это не потревожит спокойствия его глубин, — цитирует он Эндрю Харви. — Никто не может лишить тебя личности, Клэр. Никому не давай такой силы над собой.
Я не плакала с того дня, который почему-то внезапно мне вспомнился. Бывала близка к этому, но за два года не проронила ни слезинки.
Я подтянула успеваемость в школе, завела нескольких друзей, много смеялась.
Хотя простить не могла. Предательство ранит глубоко. Именно оно привело меня в город в июне.
Я просто не ожидала, что Кирилл будет по-прежнему оказывать на меня такое влияние.
Он хотел меня. Я это знала. Но почему? Что я сделала, чтобы заслужить его?
Кирилл был верен мне в шестнадцать. В этом я была абсолютно уверена. Я больше не могла винить его за то, что он искал развлечений, думая, будто я уехала по собственной воле.
Мне нужно рассказать ему о стольких вещах. Он имел право знать. А потом появилось чувство, что я рассказала слишком много.
Кириллу лучше без меня. Наши отношения начались неправильно. Нам некуда было расти. Он не знал меня, чем я интересовалась. Мы ничего не обсуждали.
Получив свою долю секса, Кирилл уходил. Не говоря уже о ребёнке. Если бы он узнал о беременности, то сбежал бы. Без сомнений. Кирилл не был готов к подобной ответственности. И я гадала о том, будет ли он когда-либо готов.
Комментарий к
Мне очень жаль
========== Часть 19 ==========
Клэр
Я открыла раздвижные двери и прошла в патио по каменным плитам.
— Сара?
Она не посмотрела на меня, а её низкий, тихий голос прозвучал не так приветливо, как при нашей последней встрече:
— Клэр.
Сняв очки, сунула их в задний карман.
— Сара, мне очень жаль.
Сара поджала губы.
— Разве?
Мне не пришлось пояснять ей, за что я извинилась. В этом доме ничего не ускользало от её внимания. Я знала, что ей известно о моей вине в этой кутерьме с разводом. Что Кирилла отослали в институт тоже по моей вине.
— Да, жаль, — уверила её. — Я не хотела, чтобы так получилось.
И это правда. Мне хотелось самой бросить Кирилла на сей раз, уязвить Игоря Незборецкого и мою мать, однако я не предполагала, что она станет столь усердно противиться разводу или что Кирилл попадёт под перекрестный огонь.
По правде говоря, о Саре я вообще не подумала.
Она выдохнула через нос и продолжила подметать с хмурым лицом.
— Эта стерва думает, что заберёт дом, — буркнула Сара. — Она заберёт дом, продаст весь интерьер и оставит его стоять мёртвым грузом.
Я подступила ближе.
— Не заберёт.
— Да все равно не важно, наверно, — перебила она с горечью в голосе. — Игорь предпочитает проводить время в городе или у Кэтрин, Кирилл тут тоже уже несколько месяцев не появлялся.