— Опыт, — проговорила Дороти и покачала головой, словно не веря себе самой. — Когда-то я была его невестой. — Она посмотрела на левую руку, которую раньше украшало кольцо, подаренное Милтоном в день помолвки, и вздохнула. — Да, я совершила глупость. А потом почти сразу уехала за границу.
— Но почему?..
— Сама не знаю. Сотню раз задавала себе этот вопрос. — Она снова посмотрела на дверь, за которой скрылся Милтон. — Думаю, потому, что он может очаровать кого угодно, если захочет. Мне было одиноко… — Дороти запнулась, неожиданно догадавшись, что он спрашивал вовсе не о том. Покраснев, она воскликнула: — О! Наверное, вы хотели узнать, почему я уехала на целый год.
— Ну да, — кивнул Шелдон. — Признайтесь, это странно. Обычная американка, будучи помолвленной, не хватает паспорт и не уезжает за границу.
— Я знала об этой поездке еще до того, как Милтон сделал мне предложение, — принялась горячо объяснять Дороти, словно желая убедить его в том, что она вовсе не бесчувственная. — Люди рассчитывали на меня. Я медсестра. Наша больница направляла добровольную медицинскую бригаду, и я была в ее составе. Там, куда нас посылали, шла настоящая война.
Дороти наклонилась вперед, непроизвольно крепко сжав руки. Ей хотелось втолковать Шелдону, что это была не прихоть, а обязанность, ее долг. Несправедливо осуждать ее. Она поступила так не потому, что была холодной женщиной, хотя Милтон часто именно так называл ее. Нет, она не была холодной.
— Там гибли люди, — добавила она.
— Да, конечно, вы должны были ехать, — сказал он, слегка коснувшись рукой ее побелевших от напряжения пальцев, и улыбнулся. — И, если бы Милтон был настоящим мужчиной, ему следовало бы отправиться вместе с вами.
Дороти тоже попыталась улыбнуться, но непрошеные слезы сами собой навернулись на глаза, и ей пришлось отвернуться, чтобы Шелдон не заметил их. Она не знала, почему ей вдруг захотелось плакать. Возможно, потому, что в памяти были слишком живы воспоминания о жутком кровавом годе. Или потому, что уже очень давно никто не смотрел на нее так, как Шелдон. С сочувствием и пониманием, удивлением и… восхищением. Нет, она не помнила такого взгляда.
А может, всему виной шампанское, и красавец рыцарь исчезнет, как только пройдет это легкое приятное опьянение…
— Что случилось? — Шелдон накрыл ее руку своей сильной ладонью. — Вы плачете из-за Милтона?
— Нет, нет!.. Я рада, что он ушел. — Не глядя на него, она покачала головой, не надеясь, что сможет объяснить.
— Тогда в чем же дело? — Его слова заглушали скрипки, начавшие по взмаху палочки дирижера играть нежную мелодию. — Скажите мне.
Она снова покачала головой, хотя ей очень хотелось излить душу сидящему напротив нее человеку, казавшемуся таким сильным и способным защитить ее. Шелдон гладил ее руку нежными пальцами, а она закусила губы, боясь, что стоит начать, и она проговорится об одиночестве, о пустоте своей жизни и страхах. А потом ей будет стыдно.
— Ничего, — прошептала она, — ничего.
Помолчав секунду, Шелдон поднялся и протянул ей руку.
— Пойдемте со мной.
Ее взгляд медленно скользил по его сильным длинным пальцам, ладони, загоревшему запястью и белоснежной манжете рубашки.
— Куда?
— Пойдемте потанцуем. По-моему, эту мелодию играют как раз для нас.
Дороти не двинулась с места. Взгляд ее продолжал скользить вверх, пока не остановился на его лице. О, как он красив! Уже очень давно ни один мужчина не производил на нее такого впечатления. Даже Милтону это не удавалось. Когда он целовал Дороти, ее голова, как правило, была занята другими вещами. Она думала о стирке, о счете за электричество в следующем месяце. Смешно, не так ли? Поцелуи жениха абсолютно ее не трогали. А сейчас от одной лишь мысли о танце с незнакомцем у нее замирает сердце.
Она продолжала рассматривать Шелдона, потеряв всякое представление о времени, не отдавая себе отчета, что он ждет ее ответа.
Что же было в этом человеке такого, что заставляло таять ее сердце? Несомненно, он был хорош собой. Хотя, по правде говоря, нос его был далек от совершенства и выглядел слишком горделиво. Но зато строгие линии темных бровей, будто вылепленные высокие скулы, упрямый, четко очерченный подбородок придавали лицу неотразимую мужественность. Все в его облике дышало благородством.
Дороти заглянула в темно-синие глаза, и снова ее охватило странное ощущение, что она видит что-то давно знакомое.
— Знаете, — мягко сказал Шелдон, посмотрев на свою протянутую к ней руку, — по-моему, я выгляжу дураком.
Дороти покраснела и быстро поднялась. Слишком быстро. Голова закружилась, ее качнуло, но Шелдон успел поддержать ее.
— Так-то лучше, — шепнул он, касаясь губами ее уха.
Обхватив за плечи, он прижал Дороти к себе и повел туда, где уже танцевали несколько десятков пар. Казалось, в центре зала негде было и яблоку упасть, но Шелдон легко лавировал среди танцующих, пока не нашел место, где было попросторнее. Рука его обвила талию Дороти.
Некоторое время в их движениях была заметна скованность. Оба держались так, словно опасались нарушить невидимую границу. Но постепенно чарующая мелодия заворожила обоих. Дороти и не заметила, как ее рука прижалась к груди Шелдона, а голова опустилась на прохладный лацкан черного смокинга.
Музыка смолкла, но Шелдон и Дороти остались на месте и даже не отодвинулись друг от друга. Когда зазвучала новая мелодия, он лишь крепче прижал к себе партнершу, и они снова отдались волшебству танца.
Дороти уже не пыталась противиться сладостному влечению. Она прижалась щекой к его плечу, груди их соприкасались. Закрыв глаза, она вдыхала запах его кожи, волос, полный свежести, и непонятное томление все сильнее овладевало ею.
В последние годы в ее жизни не оставалось места для романтических грез. Она просто не могла позволить себе мечтать. Но сейчас, оказавшись в кольце рук этого удивительного мужчины, она словно забыла обо всех внутренних запретах и почувствовала, что вновь пробуждается к жизни. Ей казалось, что давно погасшее в душе пламя разгорается вновь. Его горячие языки обжигают ее, затрудняют дыхание.
Дороти не знала, как долго они танцевали, да и не думала о времени. Оркестр играл музыку из популярных кинофильмов, напоминая гостям, по какому случаю они собрались в зале. Дирижер явно понимал, что столь поздний час располагает к особым чувствам, и предлагал одну за другой мелодии о любви. Журчали арфы, жаловались саксофоны, плакали и пели скрипки. Подбородок Шелдона касался виска Дороти, и все казалось ей непередаваемо прекрасным.
Постепенно зал стал пустеть, пары исчезали одна за другой. Но Дороти не замечала этого. По-прежнему закрыв глаза, она склонила голову на грудь Шелдона, а руку прижала к его плечу. Если бы можно было замкнуть их обоих в волшебном круге и сделать так, чтобы этот вечер длился бесконечно! Ей не хотелось идти домой, возвращаться к реальности, к неразрешимым проблемам. Ею все сильнее подспудно овладевал страх, что сегодня ночью ей не вынести одиночества.
Вздохнув, Дороти уперлась подбородком в их сомкнутые руки и губами легко коснулась пальцев Шелдона, которые сразу напряглись. Прижавшись к его груди, слушая, как бьется его сердце, она чувствовала себя защищенной от всех житейских невзгод.
Шелдон нежно поцеловал партнершу в макушку, и пламя внутри нее вспыхнуло с новой силой. Нет, сегодня она не может остаться одна. И не хочет…
— Мне кажется, оркестранты собираются домой, — сказал Шелдон, окинув взглядом полупустую сцену. — Уже поздно.
Не отрываясь от его груди, Дороти тяжело вздохнула, но промолчала, опасаясь, что он примет ее огорчение, ее нежелание расставаться за каприз. Вот так же капризничает Дэви, когда отказывается ложиться спать.
— Вы, наверное, без машины. Вызвать вам такси? — Шелдон нежно отвел упавшие на лицо женщины пряди бронзово-каштановых волос и наклонился, всматриваясь в нее. — Или, может быть, хотите, чтобы я отвез вас домой?
— О! — воскликнула она с облегчением, и радостная улыбка озарила ее лицо. — О да! Спасибо.