— Почему в три? — поинтересовался Шпет.
— Ну, прежде всего, потому, что никто не ждет атаки в три часа ночи. Вы сами не ждали бы, так ведь? Нелепое время для вступления в бой, надеюсь, понимаете, что я имею в виду — большинство охламонов наверняка будет спать. Как ихних, так и наших. Они даже не поймут, что происходит. И все-таки, — обратился он к русскому, — вам придется двигаться быстро. Я покажу наилучший путь.
Русский сдержанно кивнул.
— Спасибо. Должен сказать…
— И вот что еще, — перебил Порта. — Держитесь подальше от Малыша. Это здоровенный парень с удавкой из стальной проволоки, у него манера накидывать ее на шею людям, когда те не смотрят. Сейчас он прямо-таки помешан на этом. Если натолкнетесь на него, за последствия не отвечаю. Иногда он становится несколько возбужденным, надеюсь, понимаете, что я имею в виду. Потом Хайде. Это просто кровожадный тип. Если сможет перестрелять вас, перестреляет, и тут я ничего не могу поделать. Что до новичков, не знаю, что они представляют собой, но думаю, опасаться их нечего. В общем, пойдете со мной, я покажу вам, где идти. И пригибайтесь, если не хотите, чтобы вам снесли голову. У ваших красных братишек там полно снайперов.
Они вылезли из траншеи и поползли к колючей проволоке, за которой начиналась ничейная земля. Вскоре темнота поглотила их.
Вернулись они через четверть часа. Судя по тому, что тишину ночи ничто не нарушало, их не засекли.
— Так, — сказал Порта. — Значит, все в порядке.
— Похоже на то, — негромко произнес Ольсен с легким унынием.
Они сверили часы. Было пять минут одиннадцатого. Порта уполз в свой окон, который делил с Малышом. Мы услышали их негромкий разговор, потом Малыш громко расхохотался. Легионер обругал их, над головами пролетела шальная пуля, и вновь наступила тишина.
Вскоре после полуночи оба наших офицера вылезли из траншеи и пошли проверять посты охранения.
— Интересно, почему тишина всегда так нервирует? — пробормотал лейтенант Шпет, глядя на темное, затянутое тучами небо.
Они медленно двинулись вверх по склону, осторожно ступая, прячась по мере возможности за кустами и деревьями, сливаясь то с одной тенью, то с другой. Едва офицеры прошли всего несколько метров, до их ушей донесся какой-то негромкий, беспокоящий звук. Низкий, размеренный, нечто среднее между рычанием собаки и хрюканьем свиньи. Они замерли и прислушались, держа оружие наготове.
— Черт возьми, что это? — прошептал Ольсен.
Они продолжали вслушиваться, потом лицо Шпета расплылось в недоверчивой улыбке.
— Какой-то охламон хранит!
Оба осторожно пошли вперед, ступая по мокрой, упругой траве, и чуть не свалились в глубокий окоп, на дне которого лежал, свернувшись клубком, какой-то унтер-офицер. Автомат он беззаботно бросил рядом и храпел так, что мог бы разбудить мертвых.
Лейтенант Шпет наклонился, взял оружие и медленно поднял. Потом навел в грудь спящего и разбудил его резким постукиванием по голове.
— Что это значит?
Унтер-офицер машинально стал садиться, но от толчка дулом собственного автомата вернулся в прежнее положение.
— Вот это я и хотел бы знать, — сурово сказал Ольсен. — Что это, черт возьми, значит? Ты выглядел бы очень бледно, окажись мы парочкой русских, а?
— Я выставил всех часовых…
— Не сомневаюсь! И они, надо полагать, тоже преспокойно дрыхнут — ты подаешь им отличный пример, не так ли? Расстрелять бы тебя на месте.
Унтер сжался от страха. Ольсен бросил на него презрительный взгляд, потом, обратясь к Шпету, повел головой, и они пошли дальше. Пройдя немного, услышали торжествующий смех Малыша. Смутно разглядели в темноте нелепую желтую шляпу Порты и расслышали постукивание игральных костей.
— Черт возьми! — произнес Шпет с каким-то скупым восхищением. — Как только они видят очки в такой темноте?
Ольсен пожал плечами.
— Может, и не видят. Возможно, им так предпочтительнее играть — больше возможности надувать друг друга!
Они закончили проверку, вернулись в свой окоп, и тут раздался звонок полевого телефона.
— Эмиль двадцать семь, — негромко ответил Хайде. Чуть послушал и передал головной телефон лейтенанту Ольсену.
— Это оберст-лейтенант, требует вас.
Ольсен скривил гримасу.
— Раз уж я должен…
И взял телефон.
— Лейтенант Ольсен слушает… Так точно… Да, понимаю. Конечно. Как прикажете.
Он сунул телефон обратно Хайде и обратился к Старику:
— Звонил, как ты, наверно, догадался, оберст-лейтенант. Требует, чтобы первое отделение явилось туда к десяти ноль-ноль, вычищенным, опрятным, готовым к инспекции. Второе к одиннадцати, третье к двенадцати и так далее.