— Это еще с войны, — продолжал Йозеф Ганусек. — Тогда везде было затемнение, люди боялись друг друга. Правда, не все, но большинство жили в темноте.
— Какое мне до этого дело? Мне тогда всего пять лет было.
— Подите сюда, — позвал Ганусек молодого человека. Йозеф Ганусек быть терпеливым научился в горах.
Мужчина колебался. Он медленно поднялся по лестнице, оставил у порога сетку и вернулся, стал за железным забором напротив Ганусека.
— Вышли бы на тротуар, — предложил ему Ганусек.
Мужчина вышел, оставив калитку открытой.
— Ну и что?
— Скажите жене, пусть зажжет свет, включит радио и откроет окно.
— Это еще зачем? — удивился мужчина, которого старый Ганусек начал занимать. — И вообще, объясните наконец, что все это значит?
— Ну так зовите же свою Марию, — потребовал Ганусек.
Мужчина нажал кнопку, и где-то в глубине дома раздался звонок. В комнате загорелся свет, окно распахнулось.
— Это ты, Милан? — спросила Мария.
— Да, сумку я положил у двери, забери, пожалуйста.
— Ты почему домой не идешь?
— Погоди минутку, — сказал он и, повернувшись к Ганусеку, добавил: — Включи, пожалуйста, радио.
Из окна полилась музыка. Ганусек, глядя туда, начал рассказ обо всем, что сейчас вспомнил. В окне снова появилась женщина.
— Милан, ну мы сегодня будем накрывать на стол или нет? — нетерпеливо крикнула она.
Помолчав, он ответил:
— Мария, подними шторы в гостиной. Я хочу, чтобы все видели, как мы ужинаем.
Ганусек улыбнулся.
— Это совсем не обязательно. Я рассказал тебе обо всем только потому, что самое красивое в мире — это освещенные окна, и та уверенность, что из них вытекает, и то доверие, радость, любовь и покой, которые они означают. Ты меня понял?
— Думаю, что да, — ответил Милан и благодарно посмотрел на него. — Вы уж меня простите, пан…
— Ганусек, — ответил Йозеф и протянул ему руку.
— Мне неловко, что я прогонял вас.
— Всякое бывает, — ответил Ганусек, глубже натянул шапку и пожелал ему счастливых праздников.
Милан что-то ответил, захлопнул за собой калитку и поспешил в дом. Он зажег свет и принялся помогать жене накрывать праздничный стол.
Ганусек задумчиво и медленно брел по заснеженным улицам.
Уже издали он увидел яркий свет, всегда безошибочно приводивший его домой. Он заглянул в освещенное окно и увидел в комнате жену, двоих сыновей, их жен, дочь с мужем и множество детей. Народу в доме — не повернуться.
Ганусек улыбнулся. Малыш, прижавшись к стеклу, уставился в темноту улицы. Увидев деда, радостно замахал руками и что-то закричал. Окно заполнилось знакомыми лицами, потом старший сын распахнул рамы настежь и крикнул:
— Отец, иди же! Только тебя и ждем.
Он вошел, стряхнул снег, повесил пальто на вешалку и, раскрасневшийся от мороза, сел на свое законное место во главе стола.
Вся семья была в сборе, и он чувствовал себя уверенным и сильным. А свет из его окон струился на падающий снег, на тротуар, на улицы, заливал весь район, и весь город, и, если хотите знать, всю землю. Ганусек чувствовал себя прекрасно. И у всех, кто видел его довольное лицо, разгорался в глазах огонек радости.
Перевела с чешского И. Сыркова.
Мирослав Слах
ВСТРЕЧА В ГРАЦЕ
— Значит, договорились? — Высокий седовласый мужчина встал, протянул мне руку и улыбнулся. Взгляд серых глаз прямой, твердый и доброжелательный. — Если в Австрии возникнут какие-нибудь проблемы, звоните: в Вене — по первому телефону, в Граце — по второму.
— Не понимаю, о чем вы. Ни в Египте, ни в Индии, ни в Гане у нас не было никаких проблем, кроме сугубо медицинских, конечно.
— Там не было, а в Граце могут быть, как когда-то в Малой крепости, — сказал он серьезно. — Но об этом прошлом вы расскажете на суде. А главное, помните, что процесс привлечет внимание неофашистов и бывших эсэсовцев.
— Показания будут давать десятки свидетелей из Чехословакии и других стран.
— Да, но только один из них — доктор Горский, признанный эпидемиолог, чьи показания могут придать всему процессу совсем иное звучание.
— Вы преувеличиваете, товарищ полковник.
— Нисколько, и вы это знаете.
— Я буду говорить правду, — сухо сказал я.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся он довольно. — Если только суд вам это позволит.
Выходя из здания министерства внутренних дел, я чувствовал, что у меня появился не просто новый знакомый, но и хороший друг.