— А какое ваше собачье дело?! — хрипло вспылил я, будучи уже на взводе.
Кажется, в сотый раз я рассказывал одно и то же. Сколько можно повторять! Я усмехнулся и потянулся за сигаретой:
— Знаете, вы смахиваете на наших гэбэшников.
Я сидел в маленькой комнатке, не слишком-то похожей на комнату следователя. Эта комнатка скорее походила на предбанник какой-нибудь роскошной сауны. Стены обиты полированными красными досками, возможно, от полировки комната чем-то напоминала еще и наши бывшие ленинские комнаты в военных частях Западной группы войск. Все такое же ухоженное, чистенькое: шторы на зарешеченном окне, книжный шкаф с арабскими газетами и множеством маленьких кофейных чашечек и бокалов. Вот только для ленинской комнаты не хватает на стенах портретов Ленина и Горбачева, не к ночи будь они помянуты. И вместо иконостаса членов Политбюро вдоль стены какое-то восточное полотенце с вышитой зеленым шелком арабской вязью.
Я устал, давно устал отвечать на вопросы. На столе уже который час крутился магнитофон. А передо мной за столом сидел человек, назвавшийся Норманом Плэттом, естественно, никакой не представитель американского посольства и, к моему счастью, не представитель Советского Союза, а какой-то довольно серьезный человек из ЦРУ. По-русски он говорил очень даже неплохо, почти без акцента, наверняка кто-то из его предков был русским, так я определил. Настолько хорошо выучить язык нельзя ни в институте, ни даже в спецшколе для ЦРУ. И к тому же его русский был слегка устаревшим, чувствовалось, что он никогда не жил в России.
Я бессмысленно уставился на массивную хрустальную пепельницу на столе. Взять бы эту пепельницу и проломить ему башку — ох, как хотелось! Но я понимал: делать этого не стоит… Я вздохнул:
— Не совсем понимаю, чего от меня хотят. Если я арестован…
— Мы хотим знать правду, — прервал меня голубоглазый Норман Плэтт. — И вы, естественно, арестованы, уважаемый господин полковник…
— Просто Владимир Федорович, без всяких господинов можете, — усмехнулся я и закинул ногу на ногу.
— Предлагаю начать сначала…
— О, черт побери! — невольно закатил я глаза и развалился в мягком кресле.
Норман Плэтт сочувственно улыбнулся мне и расширил свои большие, чуть навыкате, голубые глаза. Потом нацепил на нос очки в толстой роговой оправе.
— Все, что вы нам рассказывали до сих пор, не представляет какого-либо интереса, Владимир Федорович. Мы про вас знаем предостаточно…
— От кого? — в тысячный раз спросил я.
Норман снова не ответил, словно и не слышал моего вопроса.
— Знаем, что вы военнослужащий в чине полковника, и очень высокопоставленный офицер ЗГВ. И вдруг вы оказались в Пакистане… Однако, как вы уверяете, вы не ищете политического убежища. Тогда что же вам здесь надо? Всего лишь встречи с господином Салимом аль-Рунишем? И у вас нет никакого задания от вашего Комитета госбезопасности или ГРУ? И вы не работаете на разведку? Ну это, право, несолидно… Такая версия просто несерьезна для убеленного благородной сединой многоуважаемого полковника. Вы со мной не согласны? — усмехнулся Норман, поправляя на носу очки.
— Не согласен, — рявкнул я. — Никакого Салима аль-Руниша я не знаю!..
— Да бросьте неправдничать, — махнул рукой Норман Плэтт.
Какое странное слово он употребил, может быть, его когда-то говорила бабушка этого Нормана: «неправдничать»…
— Я вам уже говорил, что меня похитили… Меня сейчас разыскивает Красный Крест! Я требую срочно связаться с моим посольством! — чуть ли не вскричал я, хотя про посольство — это для красного словца. Минуй меня пуще всяких бед советское посольство…
Норман Плэтт помолчал, постучал маленькой темной сигаретой по пепельнице. Этих сигарет он уже выкурил почти пачку.
— Вы ни на что не жалуетесь, Владимир Федорович? С вами обращаются нормально, кормят прилично? Через некоторое время мы можем пригласить вашего адвоката, если таковой имеется, — задумчиво сказал Норман Плэтт.
— Спасибо, — сказал я. И тут не выдержал и расхохотался, вот только советского адвоката здесь, в Пакистане, мне и не хватало!
Я находился в этом доме на краю Исламабада уже больше суток, и почти непрерывно шли допросы.
— Может быть, вам мало платили в вашей армии, может быть, поэтому вы решили стать перебежчиком, как Юрий Королев?