Захаровна выхватила газету из рук Профессора и, стукнув его несколько раз по несимпатичному лицу, побежала за милиционером.
На выходе из камеры хранения она заметила фигуру дежурного:
— Сережа!
Милиционер, долговязый и худощавый лейтенант, обернулся, обнаружив совершенно юное лицо и редкие пшеничные усики.
— Ну что это такое! Опять у меня этот Профессор обоссанный валяется! Заберите вы его куда-нибудь, что ж это!.. — сразу взяла трагическую ноту Захаровна.
— Где? — спросил лейтенант.
— Там внизу, — с досадой махнула Захаровна рукой. — Ни пообедать, ни… хера!
Дежурный уже вызывал кого-то по рации. Захаровна направилась к урне, чтобы выбросить газету, и тут ее взгляд упал на газетную страницу, с которой улыбалась красивая женщина, обведенная траурной рамкой. Ольга Захаровна сразу ее и узнала.
— Батюшки! Так то ж она и есть! — ахнула Захаровна.
Прочитала, торопясь: «Холод Татьяна, главный редактор газеты „Новая Россия“, трагически погибла…»
— Ай-яй-яй! — запричитала Захаровна и бросилась к милиционеру. — Сереженька! Скажи, как позвонить мне этим?..
— А что такое? — спросил лейтенант.
— Так вот!.. — Захаровна показала портрет Холод в траурной рамке. — Она забирала! Сначала офицерик какой-то был с чемоданом, а потом она забрала.
Лейтенант недоверчиво смотрел на Ольгу Захаровну.
— Да точно тебе говорю! — сказала Захаровна. — У меня глаз — алмаз, коли человека один раз вижу — на всю жизнь запоминаю.
— Подожди, сейчас твоего Профессора…
— Да кто его украдет, этого Профессора! — махнула рукой Ольга Захаровна. — Пошли!
И она засеменила в сторону отделения милиции.
После обеда в редакции «Новой России» появился Миша Липкин, злой как черт.
— Липкин! Можно тебя поздравить, никак главным редактором назначили? — с усмешкой окликнул я его.
— Типун тебе на язык, товарищ следователь, — рявкнул Липкин. Он быстро подошел ко мне и нервно зашептал, хотя в этом никакой необходимости не было, так как мы стояли в пустом коридоре редакции. — Пойдем сейчас… Ты обещал, что поговорим…
— Я обещал тебе время на завтра для серьезных разговоров, — недовольно ответил я.
— Ты что, не понял, я хочу помочь следствию! — вновь зашипел Липкин.
— Так бы и сказал. Ты действительно что-то знаешь?
Липкин утвердительно кивнул.
Мы вышли из редакции. В машине Миша предложил поехать в знакомый ему кооперативный бар, что рядом с кинотеатром «Мир». Однако до кооперативного бара мы не доехали, а остановились у кафе на Рождественском бульваре.
Всю дорогу молчали. Молчали и когда вышли из машины. Но и в это кафе будущий главный редактор почему-то отказался входить. Липкин предложил поговорить прямо на улице, для чего выбрал, пожалуй, самую грязную скамейку, забрался на нее с ногами и сел на спинку, предлагая мне сделать то же самое.
Я нехотя взгромоздился рядом с ним, чувствуя себя птицей, сидящей на жердочке.
— Ну рассказывай, — нетерпеливо сказал я.
Липкин достал старый мельхиоровый портсигар, очевидно, еще отцовский или дедовский, закурил и придвинулся ко мне поближе.
— Значит, я тебе рассказываю, а доказательства ты ищешь сам. В это дело меня не впутываешь, договорились?
— Ну хорошо, — согласился я, — а почему такая таинственность?
— Потому что у меня все документы на выезд готовы. Потому что после убийства Татьяны я в этой блядской стране оставаться не собираюсь. — Он посмотрел на меня и опустил голову. — Прости, это все-таки твоя родина.
— А твоя?
Он улыбнулся, в его глазах была тоска.
— Саша, — сказал Липкин и поднял указательный палец. — Она бы тоже была моей, но!.. Эта родина меня никогда не любила. И любить никогда не будет.
— Почему? — спросил я его, заранее зная ответ.
— Это ты мне ответь, почему сложилась такая ситуация: недавно Марк Дейч выпустил книгу «„Память“ как она есть». На книгу спрос. Но книгоноши боятся ее распространять, потому что «памятники» пригрозили расправой.
— Ты вызвал меня сюда затем, чтобы рассказать все эти страсти? — не выдержав, съязвил я.
Липкин положил свою ладонь на рукав моего пальто и произнес нараспев:
— Старичок, это все цветочки. Незадолго до гибели Татьяны я достал уникальный материал. Видеоматериал! Занятия русских фашистов в учебных лагерях! Стрельба, рукопашный бой, политзанятия — сплошные голубоглазые блондинчики, которые говорят в камеру, что жидов нужно уничтожать! — Липкин похлопал меня по руке и грустно улыбнулся. — Мне о подобном рассказывали папа и дедушка. Они уже видели такое. Но я не хочу, чтобы мои дети видели это. Ты понимаешь меня, старичок?