На лице Бобби появилась тревога.
– Да... Наверно, мог. Приглашение лежит на каминной доске в гостиной.
Он заходил к нам в то воскресенье на рюмку виски. Во всяком случае, я услышу, как подъедет фургон. Этого не услышать нельзя.
– А если он остановится в три часа ночи вон на той лужайке, а лошадей выведут в резиновых башмаках, чтобы копыта не стучали?
Бобби пришел в замешательство.
– Но это невозможно! Он на такое не способен! С чего ты взял?
– Он явно что-то задумал. Это было заметно.
– Ну ладно, – сказал Бобби. – Давай переведем их.
Возвращаясь, чтобы вывести лошадь, которая досталась на мою долю, я размышлял о том, что Бобби внезапно сделался необыкновенно покладист. Обычно он воспринимал любое мое замечание как упрек в свой адрес и находил дюжину поводов не последовать моему совету – по крайней мере, до тех пор, пока я не скроюсь из виду настолько, чтобы не узнать, что он меня послушался. А сегодня все было по-другому. Видно, Бобби действительно был всерьез озабочен.
Мы отвели коней Грейвса во второй двор, находившийся с противоположной стороны главного здания конюшни, и поставили их в пустые денники, которые были расположены в разных местах. Оно и к лучшему, подумал я.
– Грейвс сумеет узнать своих лошадей по внешнему виду? – спросил я у Бобби. Вопрос был дурацкий только на первый взгляд: многие владельцы действительно не знают своих лошадей.
– Не знаю, – Бобби пожал плечами. – Никогда не проверял.
– Другими словами, – спросил я, – он узнает их только потому, что знает, где они стоят?
– Да, наверное. Но точно не знаю. Быть может, он знает их лучше, чем я думаю.
– Да? Тогда как насчет того, чтобы устроить нечто вроде сигнализации?
И Бобби не сказал "нет". Мало того, он спросил:
– Где?
Просто невероятно!
– В одном из денников, где они обычно стоят, – сказал я.
– А, понятно. Да. – Он помолчал. – А какую сигнализацию? У меня тут никаких специальных устройств нету. Если нужна охрана – перед скачками, к примеру, – я нанимаю сторожа с собакой.
Я быстро перебрал в уме все, что могло быть у них дома. Крышки от кастрюль? Металлические подносы? Что-нибудь шумное...
– Колокольчик! – сказал я. – Твой старый школьный колокольчик.
Бобби кивнул.
– Он в кабинете. Сейчас принесу.
В кабинете Бобби было несколько полок, уставленных памятными сувенирами его безупречной молодости: крикетные кепочки, серебряные кубки, выигранные на школьных состязаниях, фотографии команды, мяч для регби – и ручной колокольчик, в который Бобби звонил, будучи старшим учеником, подавая младшим мальчикам знак ложиться спать. Бобби был одним из тех стойких мальчиков, исполненных командного духа, на которых опирается вся британская система частных школ; если он и сделался чуточку самодовольным и напыщенным, то это скорее всего оттого, что у него было достаточно много достоинств, очевидных для всех, в том числе и для него самого.
– Принеси молоток, – сказал я. – И несколько крюков, если есть. Если нет, принеси гвоздей. И какую-нибудь веревку покрепче.
– Сейчас.
Бобби ушел и через некоторое время возвратился с колокольчиком в одной руке (он держал его за язычок) и с коробкой с инструментами в другой. Вдвоем мы подвесили колокольчик как можно ближе к дому, так, чтобы, если дернуть за веревку, колокольчик опрокидывался и начинал отчаянно трезвонить. А веревку мы провели через длинный ряд скоб к тому деннику, где обычно стояла одна из лошадей Грейвса, и привязали конец веревки к верху закрытой двери так, чтобы ее было незаметно.
– Вот так, – сказал я. – А теперь иди в дом. Посмотрим, слышно ли оттуда колокольчик.
Он кивнул и ушел в дом. Я подождал, потом отворил дверь денника. Колокольчик зазвонил как бешеный. Бобби вышел и сказал, что это и мертвого разбудит. Мы снова подвесили колокольчик так, чтобы он падал при малейшем рывке, и вернулись в дом в редком единодушии.
Семьи Филдингов и Аллардеков были связаны со скачками с незапамятных времен. Обе семьи владели кое-какими землями и кое-какими деньгами и люто ненавидели друг друга.
Один из Филдингов и один из Аллардеков зарезали друг друга, добиваясь благосклонности Карла II, в те времена, когда этот король перенес свою резиденцию из Лондона в Ньюмаркет, из-за чего иностранным послам приходилось тащиться в каретах на северо-восток, для того чтобы представиться при дворе.
Один из Аллардеков поставил триста соверенов в скачке двух лошадей на личном ипподроме королевы Анны в Аскоте и проиграл их Филдингу. Филдинга убили и ограбили прежде, чем он вернулся домой.
Во времена Регентства некий мистер Аллардек вызвал одного из Филдингов на состязание в скачках по очень сильно пересеченной местности. Победитель должен был забрать лошадь побежденного. Мистер Аллардек (проигравший) обвинил мистера Филдинга (который выиграл без особого труда) в том, что тот срезал угол дистанции. Спор дошел до прогулки с пистолетами на рассвете. Они аккуратно пристрелили друг друга и оба скончались от ран.
Еще один Филдинг, викторианский джентльмен с буйными усами и еще более буйной репутацией, поссорился с Аллардеком, который, будучи пьян, свалился с лошади на старте Большого Национального приза. Филдинг сказал Аллардеку, что он трус. Аллардек обвинил Филдинга в том, что тот соблазнил его сестру. Оба обвинения были справедливы. Спор был разрешен боксерским поединком на Поле в Ньюмаркете. Филдинг до полусмерти избил Аллардека, который снова был пьян и очень напуган. К временам короля Эдуарда два семейства были неразрывно связаны кровной враждой и обвиняли друг друга во всех смертных грехах. Один особенно злобный Филдинг купил поместье по соседству с поместьем Аллардеков специально, чтобы досаждать им. Яростные пограничные споры нередко приводили к вооруженным столкновениям и, разумеется, к судебным разбирательствам.