Во всем ее существе чувствовалась беззаботность, граничащая с безалаберностью. Она могла оставить сушиться постиранные вещи в ванной и неделю их не снимать. Как будто специально ждала, когда они скукожатся от сухости. По вечерам она долго болтала по телефону, оглушая квартиру приступами смеха и быстро меняющейся тональностью голоса от контральто к чистому сопрано и обратно. Так она выражала моменты удивления или понимания. Но ее смех мне очень нравился, такой звонкий и заражающий, как будто она бессознательно призывала все окружающее разделить с ней чувство радости.
Как-то раз она пригласила меня к себе в комнату. Тогда меня поразила огромная мандала во всю стену и разнообразная атрибутика похожей тематики.
– Ты исповедуешь буддизм? – спросила я.
– Нет, – весело ответила она.
– Тогда зачем тебе все эти вещи? – кивнула я в сторону мандалы.
– Мне нравится делать вид, что я к чему-то принадлежу, – она с грохотом плюхнулась на кровать и рукой стала выводить в воздухе узоры. – Я примеряю на себя образы сторонников разных религиозных течений, чтобы в конце выбрать что-то одно. Это весело, тоже можешь пробовать, – сказала Женя.
Она и не шутила, и не говорила серьезно. Такая легкая манера общения очень нравилась мне, в ее мире будто не существовало никаких ограничений. Для нее было в порядке вещей разгуливать с обнаженной грудью по квартире в поисках своей резинки от волос, или же в полный голос петь арию половецких девушек «Улетай на крыльях ветра» на кухне. Мне всегда было интересно какое направление она выберет следующим, потому как сказала, что срок буддизма подходит к концу.
– Думаю это будет что-то интересное и великолепное, – говорила Женя. У нее постоянно все было либо великолепным, либо интересным. Как-то раз даже проскочило «потрясающий».
Поначалу я испытывала дикую неловкость в присутствии своей соседки. Как никак это чужой человек и ты даже не знаешь, о чем он думает. Но в случае Жени мои опасения были напрасны, ибо она ни о чем и не думала. По крайней мере, я пришла к этому выводу за то время, что жила с ней. Как говорится, «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» – так вот Женя походила на вечно подвыпившего хиппи. Ее разум был всегда затуманен какими-то непонятными мне идеями.
– Слушай, а ты бы хотела, чтобы твое тело засыпали землей или кремировали после смерти? – спросила она как-то раз во время совместного завтрака. При этом вопросе я чуть чаем не подавилась. На какую-то долю секунды я испугалась, не намек ли это на что-то.
– Интересный вопрос для начала дня, – сказала я, – я еще не думала на столь глубокую тему. А в чем дело?
– Да просто я вчера вечером решила, что меня обязательно должны кремировать. Не хочу оставлять свое тело на съедение червям, это совсем не эстетично. Поэтому хочу заранее уведомить своих знакомых о своем желании.
Как я ни старалась, но не могла прикинуть в голове как можно дойти до такой мысли заплетая яркие фенечки, чем она собственно весь вечер и занималась. Да и к тому же, после смерти последнее что будет ее волновать – достаточно ли эстетично проходят ее похороны. Я встала из-за стола, взяла посуду и отнесла к раковине, чтобы помыть.
В этот момент я вспомнила про одну черту характера Жени, которая выводила меня из себя – она никогда сразу за собой не мыла посуду. После завтрака она ставила посуду в раковину и, даже не заливая ее водой, вразвалочку уходила к себе в комнату. Видимо она считала, что если посуда настоится до вечера, то потом ее будет легче мыть, либо же в какой-то момент дня она поймает нужное настроение и разберется с ней. Но, как правило, нужное настроение у нее возникало только когда заканчивалась чистая посуда. В первое время, я хотела добиться хорошего расположения к себе и иногда мыла за нее посуду, но она этого совсем не замечала. Она просто забывала об этом или же принимала за должное. Через некоторое время я перестала это делать. Если бы и дальше продолжила в таком темпе, то она могла бы привыкнуть, а потом удивляться «почему посуда все еще грязная в раковине».
Закрывая глаза на все эти причуды, я считала ее добросердечной натурой. Она часто угощала меня приготовленной ею едой. Мне была приятна эта щедрость с ее стороны, даже если блюда еле пережевывались.
– Как у тебя дела на работе? – неожиданно спросила Женя.