— Скверно, — закусил я уголок губ.
— Я рекомендовал бы вам прибиться к свите кого-нибудь поприличней. Придется дать хорошую скидку, но, пожалуй, это единственный способ заработать и остаться живым.
— А в городе есть и такие?
— Если даже нет, то непременно появятся. Ваши клиенты прилетят на самолетах, уважаемый. Почаще смотрите на небо. — Улыбнулся он одними губами и поднялся из-за столика. — Был рад знакомству.
Поезд ощутимо качнуло и замедлило, чертыханием смазав прощальные слова.
— Неужто прибыли, — де Клари заглянул в окно вместе со мной и тоже не обнаружил характерных подъездов к «Любек Центральному». — Да что на этот раз! — Возмутился он в голос и отправился искать проводника.
Я же вернулся к подостывшему кофе и меланхолично проводил шевалье взглядом.
Еще мой собеседник забыл, что скоро ко всему нарастающему хаосу добавится голод. Возможно, сколько-то еды все еще хранилось на уцелевших складах — но никаких запасов не хватит, чтобы обеспечить такое море людей. Единственная железнодорожная ветка никак не справится со снабжением, да и где найти столько безумцев, готовых вести составы в один конец?
— Надо как-то оперативно решать вопросы в этом городке, — перелистнул я газетный лист и вчитался в очередной заголовок.
«Нападение на Бастилию! Убийцы на свободе!».
Нога предсказуемо заныла.
— Да что ты будешь делать, — полез я в карман за обезболивающим, с раздражением закрывая разворот.
Блистер на две трети ощерился пустыми гнездами, а кофе приобрел неприятно кислый привкус.
— Вы представляете, Самойлоф! — Ворвался в вагон мой старый знакомец. — Они требуют, чтобы каждый исповедовался!
— Кто — они? — поднял я удивленный взгляд вместе с иными, присутствующими в ресторане.
— Двое, явились из города на дрезине. — Плюхнулся он вновь напротив. — Один церковник, второй называет себя главой вокзала. Третьим у них начальник поезда.
— И что, без исповеди нам закроют доступ в город? — Посмотрел я в окно.
Любек уже был там, и ничего, кроме пломб на дверях, препятствовать нам не могло. Разве что нежелание идти по грязи с багажом — вокзал в этом плане был куда предпочтительнее.
— Хотят составить списки пассажиров и завещания, — подуспокоился шевалье, но все еще гневно дышал, глядя в сторону головного вагона.
— Разумное требование, — пожал я плечами.
Потом ищи-опознавай тела под завалами, выясняй их последнюю волю…
— Нотариусом у них церковник. — Скривился де Клари. — И да, пардон, не требует… Но ежели без тайны исповеди, то в завещание залезут эти две вокзальные морды. Какова наглость, знать имена тех, ради кого мы каждый день идем на смерть!
Я с пониманием покивал.
— Может, это единственный способ вразумить иных пассажиров, — осторожно предположил я.
— Эти не думают, что могут сдохнуть, — отмахнулся тот пренебрежительно. — Для этих у начальника вокзала при себе завещания в пользу славного города Любек. Только подпиши, и добро пожаловать! — Шевалье нарочно повысил голос, заметив внимание на себе. — Ведь мертвец всегда может его переписать.
Ответом ему был звук разбитого окна — кто-то посчитал, что настало время сойти с поезда. Я с интересом посмотрел в спину мужчине, споро очистившему раму от осколков и перекинувшему через нее скатерть. Момент — и тот деловито удаляется от состава в сторону складов.
— Пожалуй, и мне пора сойти. — прокомментировал де Клари.
— Вы уже нашли себе нанимателя или планируете сыскать его в городе? — Опередил я его движение.
— Я вижу, никак вы желаете мне что-то предложить?
— Найм на десяток дней. — Кивнул я.
— Телохранителем? — Заинтересовался он.
— Сопровождение, решение бытовых вопросов. Поиск транспорта и отеля, трансферт и обеспечение.
— Самойлоф, я — де Клари, — терпеливо, и явно сдерживаясь, принялся он мне втолковывать. — А вам нужен гувернант.
Я молча стянул с указательного пальца кольцо и чуть передвинул его по столешнице в его сторону.
— Телохранитель обязан обеспечивать безопасное передвижение нанимателя, — тут же сменил тон шевалье, не сводя взгляда с кольца. — Персонал должен быть лично подобран и проверен на благонадежность. Отель — иметь отличную репутацию и пути отхода! Еда — свежей и безопасной! Одежда — выстиранной, а значит без отравы на ткани! Служанки — симпатичны и готовые телом защитить…!