— Я дворянин. Обязан вас предупредить, — встретил он меня фразой, стоило занять место напротив.
— Это не насмешка. — Уверил я его. — Мне и вправду интересно.
— Вы приведены к причастию? Крещены? — Допытывался он. — Бываете в церкви?
— Нет, но мне интересен механизм. Станет ли мне легче? — Вглядывался я в его тяжелый взгляд.
— Это не автомат по выдаче прощений, — покачал он головой.
— Хм. Тогда с чего обычно начинают?
— С того, что беспокоит вас больше всего. Если поймете, что наговорили лишнего — не беспокойтесь. Разговор хранит тайна исповеди. Никто ничего не узнает.
— Я — не самый хороший человек на земле, отец Ансель.
— Это не имеет значения.
— В таком случае, начнем с того, что я дал людям денег. — Отклонился я на спинку кресла.
— В долг? Под проценты?
— Нет, совершенно бескорыстно. Просто отдал. Они не хотели брать, представляете? Эти люди моря такие недоверчивые…
— Кто, простите?
— Контрабандисты, тесно сплетенные с дворянством. Вы знаете, такая себе спайка обедневших благородных семей, владеющих скалистыми и бедными участками на побережьях, вместе с деловыми и хваткими людьми.
— Пиратами?
— Ими тоже, — задумчиво кивнул я. — Самой лучшей их частью. Вы же должны понимать: дворянство никогда не стало бы вести дела с мерзавцами и висельниками. Но голодать, питаясь рыбой и водорослями, тоже мало чести. Самим же таскать тюки в обход таможни — смешно… Где-то обязан был найтись стык интересов: чести, выгоды и невероятного гонора, сопряженного с немалым риском. И они придумали стать заговорщиками против трона. Логика человеческая — вещь весьма гибкая, способная огибать иные противоречия. А тут: блестящая формулировка, благодаря которой законы не нарушаются, ибо это законы узурпатора. Ворье — уже не рядовые бандиты, а благородные кабальеро на службе заговора, которых не вздернут, а казнят королевским судом. Да и сами дворяне — уже заняты не наживой, а политикой во благо государства. Ведь, как известно, после переворота всегда всем сразу становится лучше.
— Это на каком побережье такое?
— Это было примерно шесть сотен лет тому назад. Впрочем, сейчас эта спайка патриотов родины занимается тем же самым.
— Контрабандой?
— Контрабандой. И заговором. Но больше контрабандой, разумеется. — Улыбнулся я в темноте. — Я дал им денег, чтобы они не отвлекались на контрабанду.
— Вы спонсировали заговор, — напрягся голос собеседника.
— Я дал денег вашим патриотам, истово любящим свою родину.
— Какую родину? Вы даже не знаете, откуда я. — Сверлил он меня недоверчивым взглядом.
— В вашей стране есть море? — Посмотрел я на его загорелые руки.
— Почти в каждой стране есть море!
— Вы представляете, сколько денег мне пришлось подарить? — С деланным возмущением кивнул я. — К счастью, оружие и взрывчатка стоят недорого. А большего им и не нужно.
— Кажется, я начинаю понимать, кого вы имеете ввиду… — Сжались его руки в кулаки.
— Очень милые люди, хоть и крайне недоверчивые. Яростные, полные энергии и желания справедливости. В них ничего не осталось от бедных землевладельцев. За шесть сотен лет выпестовалась элита, готовая повести за собой…
— Повести мир в огонь!!! Вы дали деньги фанатикам, анархистам, социалистам!..
— Это ваши патриоты. Каждый из них любит вашу родину по-своему.
— А вы бы хотели, чтобы деньги дали вашим патриотам?!
— Им уже дали. — Придвинулся я вперед. — Поэтому я здесь.
— Вы желаете мести?
— Какая разница, чего желаю я? — Успокаиваясь, отвел я взгляд и вновь поудобнее устроился на кресле. — В отличии от ваших спонсоров, я не ставлю условия. Никаких территорий взамен помощи, никаких марионеточных монархов. Иначе они бы не взяли ни монеты. Взяли бы, — тут же поправился. — Но немедленно украли все до единой.
— Вы страшный человек. Вы хуже тех, кто навязывает условия! Вы даете им поверить в собственные идеи…
— Они настолько ужасны?
— Они нереализуемы. — Твердо постановил церковник. — Завлекательны, приятны на слух, но невозможны. Прольется море крови, а они не добьются ничего.
— Так помогите им, — щедро повел я рукой.
— Шутите?
— Вы же хотели власти.
— Что?! Чушь!
— Вы хотите власти. — Ударение на второе слово, раздраженное, раздосадованное. — Иначе с чего бы вам встречать дворян в Любеке? Благородные уже давно не идут служить в церковь, вера стала уделом простолюдинов, бедняков! Но каждый из этих графенышей, герцогов и баронов сегодня увидел вас, ставящим печать на их документы. Вы хотите влиять на них, не спорьте!