Ее захлестнула волна эмоций, которым она сама не смогла бы дать должного определения; более того, она почувствовала, что не может произнести ни слова, не говоря уже о том, чтобы выразить сколько-нибудь аргументированный протест. Тяжело дыша, почти без чувств, она упала на руки Марстона, лицо ее горело, кровь бешено пульсировала… Мысли Марстона тоже перепутались; правда, причина его смущения была несколько иной. «Однако я слишком задержался, — только и смог пробормотать он, — мне пора. Прощайте, прощайте».
Он поднялся и, шатаясь, как пьяный, натыкаясь на стулья, побрел к двери… Не успел он открыть дверцу коляски и усесться за спиной у извозчика, как Эдит пулей пронеслась через гостиную и прихожую и выскочила во двор.
— Не позволяй ему уехать! — закричала она. — Мариан, он очень болен. Остановитесь! Я приказываю вам остановиться. Без вас я не буду жить.
— Поздно! Слишком поздно! — ответил он, скорее удовлетворенно, нежели с сожалением, и властно скомандовал извозчику: — Трогай!..
— Он умер из-за меня, — сказала Эдит с чувством, — больше мы не увидим его живым.
Так и случилось. И, как объясняла впоследствии сама Эдит:
«Все эти вещи кажутся вам странными, но для нас с ним они были ужасною реальностью. Он всегда придавал мне сил: поддерживал своим магнетизмом всякий раз, когда мне было плохо, и чувствовал при этом слабость и усталость, потому что отдавал свои силы мне. Это был как бы перенос жизненной энергии. Он мог отдавать ее, а я могла ее принимать. Но все это были мелочи в сравнении с его последним открытием. Он узнал, как можно перелить всю жизнь, без остатка, из себя в другого человека, чтобы безнадежно больной смог снова стать здоровым и сильным; но сам он заплатил за это дорогой ценой, и теперь извозчик везет в Лондон его мертвое тело!..»
Что это — выдумка или реальная возможность, существующая в природе? Когда то, что доктор Ричардсон называет «эфирной нервной энергией», или жизненный принцип, будет лучше изучено и понято, тогда, возможно, многие кажущиеся невероятными феномены получат всеобщее признание. И если животный магнетизм действительно существует как сила или энергия (назовите его, как хотите), обладает текучестью [и] может исцелять болезни, переливаясь в виде жизненной энергии от донора к пациенту, то вполне логичным было бы предположить, что перелить его полностью, весь без остатка, из одного тела в другое также возможно. Реальность зачастую превосходит даже самое богатое воображение, но не перестает от этого быть реальностью, действительно имеющей место в природе.
Однако жертва Марстона оказалась напрасной. Вместо того чтобы исцелить физический организм Эдит, его жизненная энергия приобрела благодаря неисчерпаемой духовности Эдит иное направление и еще больше ослабила связь между ее астральной высшей сущностью и физическим телом. И Эдит решает уйти в высший мир навсегда.
«Дорогая, — говорит она в утешение Мариан, — разве ты не видишь, что именно так и должно было случиться? Зная то, что я знаю сейчас, и видя так ясно перед собою иную жизнь, как я могу оставаться в этом мире?»
Далее в романе описывается потрясающая сцена ясновидения в старой усадьбе, в которой участвуют обе подруги — Мариан и Эдит. Это было за день или два до окончательного развоплощения последней, все в том же заброшенном поместье, рядом с «комнатой графини».
И наконец, последняя сцена (это случилось уже после того, как Эдит подготовила своего отца, даже не подозревавшего о грозящей ему потере, к скорому расставанию со своим единственным ребенком): однажды ночью миссис Малькольм
несмотря на полудрему, вдруг ощутила рядом с собою присутствие Эдит — ее сияющего духа… А когда наступило утро, миссис Малькольм показалось, что прошли уже годы и что живая, телесная Эдит всего лишь прекрасное воспоминание, а не реальность вчерашнего дня…
А потом Эдит пришла, чтобы попрощаться с нею. И последние слова удаляющегося духа как нельзя более красноречиво раскрывают секрет ее стремления к преждевременной и окончательной «перемене»:
«Для меня это — вовсе не прощание, ведь в моей высшей сущности ты по-прежнему останешься со мной — каждая твоя частица. Я останусь и с тобою, и с тем, кто, вне всяких сомнений, заслужил право соединить свою жизнь с моет.