Я разобью все стёкла в доме
Я разобью все стёкла в доме,
Чтоб кожей пить полночный воздух,
Чтобы по полу с тихим звоном
Катились сброшенные звёзды.
Я принимаю как распятье
Живую глохнущую одурь
И с треском разрываю платье,
Спеша глотнуть сырой свободы.
И, не терпя противной дрожи,
Как будто открывая двери,
Я лезвием надрежу кожу
И выпущу наружу зверя.
Я буду падать, раскинув руки
Я буду падать, раскинув руки,
На бесконечно глубоком вдохе.
И одуванчик живой и хрупкий
Между страниц навсегда засохнет.
Я буду сверху смотреть на солнце,
И сквозь меня из-под чёрной жижи
Однажды новая мысль прорвётся
И новым словом откроет книжку.
Я буду видеть, как в бледно-синем
Пространстве мира мелькают птицы,
Я буду падать, как летний ливень,
И превращаться в живые искры.
Заливая глаза и губы
Заливая глаза и губы,
Пустота растеклась чернилами,
И в клыки исказились зубы
И наполнились древней силою.
Ночь кололи немые звёзды,
Как терновый венец Спасителя.
Зверь искал, раздувая ноздри,
Бессознательно и мучительно.
Первобытный животный голод
Его гнал в бесконечном поиске,
Но был мёртвым застывший город,
В день восьмой по ошибке созданный.
Он был слеп. И знакомый запах
Влажным носом ловил встревоженно.
Зверь был просто больной собакой,
Потерявшейся или брошенной…
Тьма пришла из Средиземья
Тьма пришла из Средиземья
Чёрной ватой, чёрной болью,
Пепел сброшен и рассеян —
Воля.
И таится в мраке горла
Алый след туберкулёза,
Дивный мир на грани фола,
Поздно.
Сушит губы пеплом серым
И мучительная жажда.
Кто-то чёрный там, за дверью,
Страшно.
Мир, как губка, пропитался
Влагой сдавленного страха.
Где-то, может быть, остался
Запах?..
Истерично мечется весна
Истерично мечется весна,
Рвёт ногтями снежную рубаху,
В воздухе сырая пелена
Залепила ноздри липким страхом.
Как флакон духов, февраль разлит,
Запах облегает платьем тесным.
Чувствую вращение земли
И что под ногами где-то бездна.
Отблески фонарного огня,
В тишине захлёбываясь, тонут.
Впереди всего лишь полынья,
Мой дразнящий выисканный омут.
Раздирают горло брызги льда,
Душит крик измучившая рвота,
И чернеет талая вода,
Обещая близкую свободу.
Был только день. Печально уходящий
Был только день. Печально уходящий.
И разливался тёплый ровный свет.
И солнце мне казалось настоящим
И тлело одуванчиком в траве.
Но это сон. Придуманный, ненужный.
Открой глаза и рухнешь в пустоту.
Мир распадётся ёлочной игрушкой,
Не пойманной случайно на лету.
Всё нереально: запахи и звуки
И хрупкий лист, дрожащий на ветру.
Там за окном не ночь:
Протянешь руки
И окунёшься в чёрную дыру.
У снега множество имён
У снега множество имён,
Вчера он был живым и чутким
И впитывал шаги.
Он был мохнатый тёплый Сон,
Берёг стеклянные минуты,
Разбитые в куски.
Он может быть горячим, злым,
Как соком, истекая солнцем
И губы искусав,
Когда отчаянно под ним
Нетерпеливо имя бьётся:
Рябинная Тоска.
Сегодня брошенным щенком
К земле пытается прибиться,
От сырости дрожа.
У снега множество имён,
И это – Чистая Страница,
Когда легко дышать.
А завтра снегу имя Смерть…
Пустой, огромный, чёрный город
Пустой, огромный, чёрный город
И тишина.
Во всех проулках вязкий холод
И вялость сна.
Здесь ночь сырой пушистой пеной
Давно легла.
А я теперь хожу сквозь стены.
Я умерла?
Ищу людей, тепло и звуки.
Я вырвусь прочь!
Бегу, вытягиваю руки!..
Но рядом ночь.